Один эфир – это как неделя в любой другой профессии. Год на телевидении – как десять нетелевизионных карьерных лет (забавно наблюдать, как через неделю тебя начинает пропускать без пропуска охрана; через месяц на улице здороваются незнакомые; наконец, через полгода просит автограф кассирша в супермаркете – катарсис!). Ровно один эфир программы «В круге СВЕТА» был у Светланы Сорокиной на «Домашнем», хотя перед тем глава холдинга Роднянский уговаривал ее чуть не год. Лишь пару месяцев прожили на телевидении «Русские сказки» Доренко. «Экстра!» с дивной Агатой тоже быстро сгинула без следа даже в рутьюбе. У большинства телеведущих не постоянные, а срочные – на месяц, два, максимум три – договоры подряда, что позволяет их вышвыривать вон безо всяких проблем с законом.
Если рвешься на телеэкран – знай, что, говоря словами Лукашенко, «жить будешь хорошо, но недолго». А хочешь стабильности, – иди в звукорежиссеры, монтажеры, операторы (вот у них постоянные трудовые договоры). Или в массовку – там за день работы мебелью на скамейках студии (3–4 съемки) стабильно платят по 400–500 рублей.
Да, и забывают телеведущего после вылета из эфира с той же скоростью, с какой начинали узнавать. Полгода – и ты, слава богу, так же, как все, как все, как все по земле ходишь, ходишь, ходишь, и спокойно расслабляешься по пятницам в биргардене. И никто не выкладывает ролик с тобой в пьяном непотребном виде в рутьюб, потому как никому ты не интересен. Исключение из правила – те, кто появились на экранах в 1990-е: их помнят до сих пор. Но тогда счастливо совпали телеэкран и свобода, – в ближайшее время в этом бутерброде будет лишь один ингредиент.
Правило четвертое: скромных доходов
О заработках телевизионных звезд ходят легенды (одна гласит, будто ведущему развлекательных викторин М. прямо в останкинскую студию Первого канала принесли наличными миллион «зеленых», – чтобы он в ту же секунду ушел на канал-конкурент, и М. ушел) – а самая неправдоподобная состоит в том, что все зарабатывают, как Иван Ургант или Тина Канделаки, которые зарабатывают крайне недурно, но вовсе не на телевидении.
Я лет семь назад вел переговоры с тем же Первым каналом о том, чтобы вести утреннее шоу, – канал предложил, дай бог памяти, тысячи полторы долларов. В месяц. За ежедневный трехчасовой эфир. Это примерно цена съемной «однушки» в центре Москвы – если, конечно, она в «брежневском» доме и без ремонта. А когда я выпучил глаза, он, глядя сквозь мои выпученные своими стеклянными, процедил: «Да не переживай, пара месяцев эфира – и начнешь получать свою котлету на корпоративах, свадьбах и похоронах!»
В его словах была сермяжная правда, но не вся. Как-то музыкальный продюсер N., способный сколотить популярный бойз-бэнд даже из банки просроченных шпрот, сказал: «Ты что думаешь, корпоративы – это Ургант с Галкиным?! Да Ургант с Галкиным – это сотая доля процента корпоративов! А 99 процентов – это люди, которых вообще никто не знает и нигде, кроме корпоратива, не видел, но именно они на каждом корпоративе пляшут и поют, потому что они корпоративные люди!»
Я это вспомнил, когда мы записывали «Временно доступен» с Александром Гордоном. Я спросил Гордона (ну, голос Наташи у меня в ухе заставил задать этот вопрос, если быть честным) про его московское жилье, и Гордон ответил, что снимает квартиру. «Как – снимаете?» – искренне изумился я (уже без Наташи). «Да так и снимаю, что мои телевизионные доходы не позволяют мне в Москве квартиру купить».
(Чтобы вы представляли: основная масса телеведущих сегодня работает не на немногих федеральных, а на сотнях региональных, кабельных и спутниковых телеканалов. Их доходы отличается в разы, но в среднем примерно равны ставкам московских жриц продажной любви: от 2 до 15 тысяч рублей за пару часов работы. Сходство усиливает то, что как профессиональные жрицы продажной любви обслуживают за сутки несколько клиентов, так и жрецы и жрицы любви к телевидению записывают программы пачками, по 3–4 штуки в день – впрочем, нередко это их месячная норма).
Кстати, я пересказал слова Гордона телевизионной звезде Д. (познавшей своей, что называется задницей, что такое горбы телевизионного верблюда, и ныне угнездившемся аккурат на втором – в уверенности, что зафиксировал положение навсегда), – Д. хмыкнул: «Да этот Гордон – он вообще не телевизионный человек!»
