Помню, как нас пригласили на беседу в садик, когда Стелле было пять лет. На самом деле была очередь Ульрики, но так получилось, что в то утро я тоже оказался свободен и решил пойти с ней. Мы сидели в зале для совещаний сотрудников, а дети играли под окном.
— Лучше опустим шторы, — сказала воспитательница и перегнулась через стол.
Ее было около сорока — седые волоски в челке и потрясающая способность мгновенно переключаться с самого безмятежного выражения лица и напевности в голосе на суровую мимику и отрывистые приказания. Вероятно, это необходимо при такой работе.
— Вам у нас понравилось? — спросила она, когда мы уселись.
Мы с Ульрикой посмотрели друг на друга и кивнули. Нам казалось, что все хорошо.
Воспитательница, которую звали Ингрид, рассказала нам обо всех развивающих играх и занятиях, которым они посвящали время в течение осени и зимы. У нее была папочка с рисунками Стеллы и ее фотографии, когда она играла на площадке, стояла вместе с другими на экскурсии или сидела на полу. Мы с Ульрикой смотрели, улыбались и кивали. Нас не покидало ощущение, что мы ждем чего-то другого, словно все это лишь вступление, разбег, чтобы Ингрид могла собраться с мыслями для основного разговора.
Повисла небольшая пауза. Ингрид рассеянно перелистывала свои бумаги, глядя в одну точку.
— Некоторые родители выказывают тревогу, — сказала она, не глядя на нас. — Иногда Стелла склонна доминировать, и… она легко может рассердиться… если что-то не по ней.
Естественно, мы об этом знали, хотя и надеялись, что в садике это не так заметно, как дома. А тот факт, что другие родители высказывались по поводу моего ребенка, мне показался неприятным и провокационным.
— Неужели все так плохо? Ей ведь всего лишь пять лет.
Ингрид кивнула.
— Несколько родителей обратились к заведующей, — сказала она. — Важно, чтобы Стелле помогли справиться с этим как в садике, так и дома.
— А в чем дело? И что это за родители? — спросила Ульрика.
— Вы не могли бы уточнить? — попросил я. — Что Стелла делает не так?
Ингрид снова перелистала бумажки.
— В ролевых играх, например, когда дети играют, Стелла всегда стремится решать все за всех.
Ульрика пожала плечами:
— Иногда хорошо, что кто-то берет на себя роль лидера, не так ли?
— Я знаю, что Стелла может показаться напористой, — сказал я. — Вопрос в том, нужно ли с этим бороться. Как сказала Ульрика, полезно иметь лидерские качества — наша дочь энергична и настойчива.
Ингрид нервно почесала правую бровь:
— На прошлой неделе Стелла сказала, что она как Бог. Остальные дети должны ей подчиняться, потому что она как Бог, а Бог все решает.
Взгляд Ульрики чуть не прожег мне бок. Стелла не раз бывала со мной в церкви, интересовалась моей работой и уже задавала экзистенциальные вопросы, но я никогда не предложил бы ей готовые решения и ответы. Всемогущество Бога — та тема, которую я не затрагивал в присутствии дочери.
— Мы поговорим со Стеллой, — кратко ответил я.
Когда мы сидели в машине по пути домой, Ульрика решительно выключила радио.
— Просто невероятно, что` люди думают по поводу чужих детей!
— Не стоит волноваться, — ответил я и снова включил музыку. — Ей всего лишь пять лет.
Тогда я и понятия не имел, как быстро пролетит время.
Воскресным утром я сидел в помещении для допросов со спартанской мебелью и ожидал, когда мною займутся. Мне дали чашку крепкого кофе, минуты тянулись медленно и мучительно, у меня чесалось во всех местах сразу. Комиссара криминальной полиции, наконец прибывшего для допроса, звали Агнес Телин. В ее глазах я прочел сочувствие. Она начала с того, что прекрасно понимает, что я испытываю, — у нее самой два сына в возрасте Стеллы.
— Понимаю, что вы напуганы и расстроены.
— Я бы так не сказал.
Более всего я ощущал гнев. Это звучит странно — во всяком случае, теперь, но, по всей видимости, я находился на стадии шока. Подавив страх и скорбь, я сосредоточился на вопросах выживания — выживания моей семьи. Я должен вывести всех нас из этой ситуации.
— Что вы ищете? — спросил я.
— Вы о чем?
— Ваш обыск. Куча полицейских, которые в данный момент роются в моем доме.
