— Можете примерно сказать, сколько было времени?
— Я могу точно сказать.
«Что такое ложь?» — подумал я. Раз есть несколько видов истины, должно существовать и несколько видов лжи. Ложь во спасение, например, — к ней я никогда не относился с предубеждением. Лучше щадящая ложь, чем ранящая правда. Так и рассуждал всегда.
Но здесь ситуация была, конечно, немного иная.
— Часы показывали двадцать три сорок пять, когда Стелла вернулась домой.
Комиссар Телин уставилась на меня, а девятая заповедь, подобно змее, извивалась в животе. В Библии сказано, что «лжесвидетель не останется ненаказанным и кто говорит ложь, не спасется». С другой стороны — мой Бог справедливый и всепрощающий.
— Откуда вы знаете? — спросила Агнес Телин. — Я имею в виду — с такой точностью?
— Я посмотрел на часы.
— Какие часы?
— В мобильном телефоне.
В Евангелиях есть строфа о том, что дом, разделившийся сам в себе, падет. Внезапно я осознал, что позабыл о своей семье. Относился к ней невнимательно. Воспринимал ее как данность. Не был тем отцом и мужем, которым мне надлежало быть.
Я по-прежнему ничего не знал о том, что произошло на детской площадке у Пилегатан, когда этот мужчина лишился жизни, но одно мне было доподлинно известно: моя дочь не убийца.
— А вы уверены, что это именно Стелла пришла домой? — спросила Агнес Телин.
— Разумеется.
— В смысле — не может быть, что вы слышали что-то другое?
Я безмятежно улыбнулся, внутренне разрываясь на части:
— Я уверен. Я разговаривал с ней.
— Так вы разговаривали с ней? — выпалила Агнес Телин. — Что она сказала? Вам не бросилось в глаза что-нибудь необычное?
— Нет. Собственно, мы просто пожелали друг другу спокойной ночи.
И вновь змея принялась извиваться у меня в животе. Меня не покидало чувство, что не я, а кто-то другой сидел в тесной комнатке для допросов, произнося эти слова.
В первом письме к святому Тимофею апостол Павел пишет: тот, кто не умеет управлять собственным домом, будет ли печься об Иисусе? Я не очень хорошо заботился о своей семье. Теперь мне представился шанс все исправить.
Я подумал, что именно так поступают в семье. Защищают друг друга.
В то лето, когда мне исполнилось шестнадцать, Оса из параллельного класса, о которой я вздыхал много лет, наконец-то стала моей девушкой и я чувствовал себя счастливым, как никогда. Но во время пребывания в кемпинге в Даларне я познакомился с Дорис, которая была на два года старше меня, курила сигареты с ментолом и писала роман. Между мной и Дорис ничего не было, но, вернувшись домой, я мучился угрызениями совести и в конце концов рассказал Осе о Дорис — даже о том, что мне хотелось ее поцеловать, хотя прекрасно знал, что мы с Дорис вряд ли когда-нибудь еще встретимся. Оса немедленно дала мне от ворот поворот, а вскоре распространились слухи обо мне как об изменнике, которому нельзя доверять. Ни одна девушка в Блекинге больше не хотела со мной встречаться, однако я внутренне был абсолютно уверен, что поступил правильно.
Я вырос в семье, где были приняты ценности семидесятых — свобода и солидарность. Мой отец выращивал экологически чистые овощи и всегда завтракал нагишом в кухне — с кофе и свеженабитой трубкой. Моя мать рассказала мне все о менструальном цикле и ночных поллюциях еще до того, как я пошел в первый класс. Правила и запреты практически отсутствовали. Достаточно было здравого смысла и внутренней морали.
— Хорошо ли тебе на сердце? — спросил меня отец, застав за тем, что я таскал сестру за волосы, так что клоки волос оставались в руках.
Этого оказалось достаточно, чтобы я расплакался от стыда и чувство вины.
Несколько раз я пытался опробовать это на Стелле.
— Хорошо ли тебе на сердце? — спросил я, когда мне позвонил директор школы и рассказал, что она забросила шапку другой девочки на крышу.
Стелла уставилась на меня:
— Сердце ничего не чувствует. Оно стучит, и все.
Я глубоко убежден, что нет ничего труднее, чем быть родителем. Во всех остальных отношениях всегда есть запасной выход. Ты можешь покинуть партнера или партнершу — все так поступают иногда, когда любовь иссякла, когда ты перерастаешь другого или на сердце становится нехорошо. Друзей и знакомых ты тоже можешь оставить у дороги, родственников — и даже братьев-сестер и родителей. Ты можешь оставить их и идти дальше, и все у тебя сложится в жизни. Но ребенка ты никогда не сможешь бросить.
