Она вошла в будуар и, изумленная, остановилась на пороге. Комната была полна людей и завалена коробками и картонками, перевязанными лентами, и горами тканей. Борис и Оскар заворчали.
– Что… ради всего святого! – воскликнула она и осеклась.
– Ваша светлость. Такая честь!
Худощавый человек в полосатом жилете, розовом шелковом костюме и пудреном парике выступил вперед и отвесил ей низкий поклон, не спуская настороженного взгляда с собак.
– Для меня такая честь быть приглашенным предложить вам свои услуги.
Арабелла бросила вопросительный взгляд через плечо, где теперь за ее спиной стоял Джек.
– Я все тебе объясню в спальне, – ответил он.
Он сделал знак двум полным рвения женщинам, находившимся в будуаре, и мягко повлек жену к двери, успев ее плотно затворить перед носом у собак.
– Что происходит, Джек? Кто все эти люди?
– Ну… – он начал загибать пальцы, перечисляя их, – здесь две модистки, одна белошвейка, зато самая лучшая в городе, и месье Кристоф, художник, с которым никто не сравнится, когда речь заходит о прическах.
Он наклонился и поцеловал ее в уголок рта, его ладонь легла на ее затылок и властно удерживала ее голову.
– Помнишь, как я однажды сказал, что хотел бы одеть тебя?
Его язык прогулялся по ее губам и стремительно скользнул в ушную раковину.
Она попыталась вывернуться и со смехом избежать влажного прикосновения – ласки, всегда вызывавшей отклик в нижней части ее тела.
– А я-то думала, что тебе доставляет удовольствие раздевать меня, – пробормотала она, вертя головой, чтобы избежать его поцелуев.
– И это тоже, – согласился он, перемещая руку и все не выпуская ее головы, чтобы иметь возможность совершить новую атаку на ее ухо.
– Может быть, ты попросишь их сегодня удалиться? – предложила она, капитулируя под его напором.
– Нет, я так не думаю. – Его рука снова завладела ее затылком и на некоторое время замерла там. – Как я уже говорил, предвкушение только обостряет наслаждение.
Он смерил ее взглядом и чуть раздраженно покачал головой. Ее бледно-голубое батистовое платье было запачкано землей, шейная косынка сбилась, а шпильки выпали из волос.
– Это следует привести в порядок немедленно.
Он взял ее за руки и принялся разглядывать выпачканные в земле ладони и сломанные, и грязные ногти.
– Отныне, моя прелесть, будешь надевать перчатки, если вздумаешь работать в саду.
Арабелла грустно посмотрела на свои руки:
– Ненавижу перчатки. Если я стану работать в перчатках, растения не почувствуют моих рук.
– Ну, в таком случае будешь с ними разговаривать вместо этого, – посоветовал он, начиная расстегивать ее платье.
– Я и разговариваю с ними, – сообщила Арабелла. – Зачем ты расстегиваешь мое платье?
– Потому что иначе ты не сможешь примерить все, что необходимо, для того чтобы сделать твой гардероб полным, – терпеливо объяснил он. – Надо уточнить твои размеры и правильно подобрать цвета. На тебе должна оставаться только нижняя сорочка.
– Чтобы примерить шляпы, сорочки мне недостаточно, – ответила она, пожимая плечами, чтобы сбросить не застегнутое платье. – Ты сказал, что нанял лучшую портниху в городе.
– Это верно. Но шляпы подбирают в соответствии с шевелюрой, а то, что в этот момент надето на тебе, не так уж важно.
Он решил отмести ее придирку и принялся наливать воду в таз, стоявший на умывальнике.
– Вымой руки.
Арабелла подчинилась и принялась вычищать грязь из-под ногтей. Она была рада предоставить Джеку право заниматься столь специфическим делом. Она знала свои возможности, и ее представления о нынешней моде были весьма туманными, потому что ее это прежде не интересовало. Но если уж ей предстояло занять место в мире, где моде придавалось большое значение, она предпочитала, чтобы все это было сделано должным образом.
– Есть еще кое-что… – сказала Арабелла, облачаясь в пеньюар. – Я отказываюсь носить парик и пудрить волосы.
– И то, и другое было бы преступлением против естества, – ответил он. – Я бы и не допустил этого, если бы ты пожелала испортить свое естественное богатство.
Пальцы Арабеллы замерли на пуговицах ее неглиже. Внезапно она почувствовала, что вовсе не так снисходительна к своему мужу.
