— Да-а-а-а, — с трудом дыша, бормочу я.
— Отлично, теперь закройте глаза.
Я закрываю глаза, со всей силой сжимая телефонную трубку.
— Один, два, три, четыре, пять. — С каждой произносимой им цифрой, паузы между ними становятся все длиннее, а тон его голоса ниже. — Семь, восемь. Теперь, ради меня, глубоко вдохните носом и задержите дыхание.
Я делаю огромный вдох, глубоко наполняя свои легкие.
— Теперь выдыхайте.
Я выдыхаю через рот.
— Восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать. Сделайте еще один вдох через нос и снова задержите дыхание. — Его голос настолько безмятежный. Я не могу устоять перед этим баритоном, успокаивающим меня. — Выдох.
Я выдыхаю.
— Четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать. Как вас зовут, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, двадцать, теперь глубоко вдохните носом.
Дрожь прекратилась, вместе с ней ушли и слезы.
— Как только вы полностью выдохнете, я хочу, чтобы вы назвали мне свое имя.
— Эйлин, — говорю я на выдохе.
— Приятно познакомиться, Эйлин. Меня зовут Доминик. Двадцать один, двадцать два, двадцать три. Сделайте вдох, Эйлин.
Теперь я гораздо спокойнее. Паника отступает.
— С-спасибо, Доминик.
— Чем могу вам помочь?
— Вы мне нужны.
— Я думаю, что вы, возможно, правы.
— Но, я не могу выйти из дома.
— Вы не можете или не хотите?
— Я…я имею в виду, я…
— Я понимаю, Эйлин. Как на счет завтрашнего дня? Я сейчас передам трубку Лорен, моему секретарю, чтобы она записала все необходимые данные. А завтра я вас навещу. Хорошо?
— Э, да. Спасибо.
— На здоровье. До встречи завтра.
Он возвращает трубку Лорен, и та записывает все мои данные. Клиника доктора Шрайвера всего в пятнадцати минутах ходьбы от моего дома. Лорен говорит мне, что он будет у меня в 10 часов утра.
Закончив разговаривать, я поднимаюсь и снова усаживаюсь на столешницу рассматривать послеполуденное небо.
Дождик уже почти закончился. Робкие солнечные лучи пробиваются сквозь темные облака.
Неожиданно, я замечаю вдали, чего не видела уже много лет. Тоненькие, но все равно видимые, мягкие счастливые оттенки захватывающей дух радуги.
«Завтра» уже наступило.
Доктор Доминик Шрайвер приедет к 10 утра помочь мне начать исправлять мою разрушенную жизнь.
Может быть, боль, накопившаяся в течение одной тысячи двадцати одного дня, перестанет, наконец, сжимать мое горло.
Стоя в кухне, облокотившись на столешницу, я делаю то же, что и каждое утро.
И каждый день.
И каждую ночь.
Я смотрю, но не вижу.
Я слушаю, но не слышу.
Я дышу. Но мое сердце не бьется.
Я живу, но остаюсь мертвой.
Поднеся кружку с кофе ко рту, я делаю глоток обжигающей жидкости, ничуть не заботясь о том, что она обжигает мой язык. Я пристально смотрю на небо.
Вчерашние монстры, подталкивающие меня к могиле, сегодня не появлялись. Мягкие, пушистые комочки белого, безмятежно плывущие на голубом ясном небе, заменили собой вчерашние серые тучи.
Звонят в дверь, и я знаю, что Доктор Шрайвер находится всего в нескольких шагах от меня.
Поставив чашку кофе на столешницу, я делаю первые значительные шаги за три последних года.
Подойдя к двери и отключив сигнализацию, я кладу одну руку на замок, а другую на дверную ручку.
Но…
Я смотрю в глазок и мужчина, которого я видела по телевизору, находится прямо за моей крепкой, укрепленной сталью, деревянной дверью и внешней прозрачной дверью, с незаметными стальными петлями.
Но…
Мое сердце бьется с бешеной скоростью, посылая дрожь вверх и вниз по позвоночнику, сотрясая все мое тело неконтролируемыми спазмами.
Опять раздается звонок.
— Привет, Эйлин, — говорит он из-за двери.
Но…
Я не могу…
Мы не знакомы с ним, я не могу пустить его ни в свою голову, ни к себе домой.
О чем я только думала? Я никогда не буду нормальной. Я никогда не буду вести себя как обычный человек.
— Ты наверно в ужасе, Эйлин.
Все мое тело покрыто мурашками, во рту все время пересыхает. Закрыв глаза, я прислоняюсь спиной к двери, и моя голова падает назад. Я могу почувствовать его с той стороны двери.
Он думает, что я сумасшедшая.
Я и есть сумасшедшая.
— Я сейчас присяду здесь, и мы поговорим. Я не собираюсь никуда, я тебя не оставлю.
