Этот поток сознания прошмыгнул одномоментно и ссыкливо сбежал. Или не сбежал, а смыло его. Волной. Волной боли. Да такой, что термины типа «сильная», «чудовищная» или «ужасная» — так, если и стояли рядом, то скромно, молча и неупоминаемо даже в титрах под биркой «и др.». Наверное, самое близкое, на мой взгляд — словно во всё тело, в каждую его клетку, в каждую молекулу нервных окончаний воткнули рыболовный крючок и резко, без предупреждения, дёрнули.
Как там Раневская говорила по поводу своего геморроя? «Старожилы не помнят, чтобы у человека так болела жопа!»? У меня болело ВСЁ! А потом эта боль попёрла, пардон, изо всех щелей. И сверху, и снизу, из всех предусмотренных для выделения отверстий. Человек по имени «Фонтан Дружбы Народов на ВДНХ»! Не больше и не меньше. Саурон[20], наверное, так же исходил, куя своё кольцо, «злобу свою вложил, зависть, привычки нехорошие…» Вот и я изливал накопившееся за почти полвека и изрядно разбавленное морской водой. И с исходящим и истекающим из меня уходила и всеобщая боль, оставляя очаги в груди, голове, спине, глазах…
Наверное, это было забавное и смешное зрелище — лежавший на носу катера не по сезону одетый полный дядя, капитально отовсюду опорожнившись, встаёт на колени и начинает раздеваться.
— Папа, ты как?
— Херово. Всё болит.
О, слёзы перестали течь.
— Тотти, ты в крови!
— Это не моя. Это твоя!
— Меня куснули?
Прощай, кошка… Мама, папа — скоро встретимся, наверное…
— Э-э-э… Не знаю. Не уверен. А что ты делаешь?
— Йоптыть! Раздеваюсь!
— Зачем?
— Если мне жить, по Омару судя, где-то час, то я его хочу провести без говна в штанах. Если дольше — тем более! Или я на репера похож? Не подходи!
— ???
— Грязно! Разденусь, слезу в воду — тогда… А тогда и незачем. А, нет, есть — я смою с себя свои «излишки», а потом простирнусь. А ты мне грязное подашь и чистое потом примешь.
На очередное Тоттино «зачем?» я отвечать не стал — сиганул, в чём мать родила, в воду. Блин, необдуманно! Толком вдохнуть помешала боль в груди, поэтому уровень мирового океана я слегка понизил. Вынырнул, откашлялся — как заново родился! Изобразил эротический этюдик «толстяк в бездонной ванне», отплыв метров на пять от катера, подплыл обратно.
Призадумался, решая обалденно важную задачу — что и как стирать. Минуты за две, болтаясь эдаким поплавком от удочки на кита, пришёл к выводу: стираю труселя пролетарские, носки, полощу ботинки и куртку. А остальное пусть Нептун меряет или рыбки глодают. Так и сделал.
Вылез из воды, постукивая зубами — и вода не парное молоко, и ветерок поддувает… Или это озноб, как у Омара? Огляделся со щемящей грудь тоской. Тотти встревоженный, отмывшийся, вроде целый. А вот катеру перепало, и крепко. Навеса как не бывало, ветрового козырька — тоже. И по палубе на носу от середины козырька — царапины, исчезающие у борта.
— Ну, рассказывай, что было! Или нет, не то! Верёвка ещё есть?
— Зачем?
— Кто старше — я? Значит, кто умнее? Молодец! Так что не кивай, а верёвку ищи.
Дежавю, блин… Тамир опять пооткрывал лючки, даже вроде в той же последовательности, и бормоча те же фразы, так же дал себе по лбу и из того же рундука достал точно такой же трос.
— Ну и теперь-то скажешь?
— Значит так. Я сейчас привяжу сам себя за какую-нибудь хреновину, крепко привинченную на носу лодки. И часа полтора загораю. Если меня цапнули, и я, так сказать, слегка умру — до тебя не дотянусь. В этом варианте ты меня грохнешь и, я очень прошу, спихнёшь в воду. Потом возвращаешься к Саше с Алёной. И если получится добраться до Москвы — кошку забери. Если выживу — тогда решим.
Под непонятным взглядом Тамира я, кряхтя, выбрался на то, что на более крутых и больших катерах называется «солнечная палуба». Навязав кучу узлов, сплёл на себе нечто вроде парашютной «сбруи» и привязался к проверенной лично «на отрыв» загогулине.
— Вот теперь рассказывай, а я позагораю.
— Чего рассказывать? Ты присел, привязываешь нас к сторожевику. Сдутая лодка шевельнулась, я на неё глаза перевёл — а у рубки тоже что-то. Я глаза обратно — а там это… Я кричу, стрелять страшно, за тебя боюсь. Все-таки выстрелил и в голень «этому» попал. Она кубарем в тебя, вы оба — на наш катер. Ты катер чисто перелетел и в воду булькнул, а она вот — ногами в тент, телом — в козырёк. И со скрежетом — в воду. Я ружьё бросил — и следом.
