И чего же он добился? Сейчас он пересчитывает пули, холодно отмечая про себя, что боеприпасов хватит, чтобы расквитаться со всеми бандитами до последнего.
Поперек пути встал новый раскидистый куст, усыпанный не столько ягодами, сколько шипами. Гордон решил его обойти, соблюдая в сгущающихся сумерках удвоенную осторожность. Его чувство направления — безошибочное после четырнадцати лет скитаний, как автоматический прибор — не давало сбоев. Двигался он бесшумно, предаваясь мех тем невеселым мыслям.
Если разобраться, то остается лишь недоумевать, как такой человек, как он, прожил столь долго. Все, кого он знал прежде, кем восхищался в юности, погибли, унеся с собой надежду. Приятный мир, созданный специально для таких мечтателей, как он, развалился, когда ему было всего восемнадцать. Прошло немало времени, прежде чем он осознал, что его неиссякаемый оптимизм, похоже, сродни помешательству с оттенком истерии.
Черт возьми, а кто в эти дни не безумен?
«Никто, — отвечал он себе. — Однако паранойя и депрессия вполне объяснимы при сложившихся обстоятельствах. Идеализм же — просто признак глупости».
Мазок синевы, замеченный уголком глаза, заставил Гордона остановиться. Вглядевшись в заросли, он обнаружил на расстоянии всего одного фута россыпь голубики, почему-то пропущенную медведем. Туман обострил обоняние Гордона, и он сумел различить слабый аромат ягод.
Не обращая внимания на колючки, он запустил руку в заросли и набрал целую гореть голубики. Через секунду он ощутил на языке сладость самой Жизни.
* * *
Сумерки сменились тьмой; в небе загорелись едва видные звездочки. Ледяной ветер задувал под изодранную рубаху Гордона, напоминая, что пора довести начатое до конца, иначе его пальцы онемеют от холода и он даже не сможет спустить курок.
Вытерев сладкие от ягод руки о штаны, он вышел из-за кустов. Внезапно футах в ста от него блеснуло стекло, отразившее последний луч заката. Гордон тут же шарахнулся назад, осторожно достал револьвер и долго сжимал левой рукой правое запястье, чтобы унять дрожь. Настала время проверить, в порядке ли револьвер. Раздался уверенный щелчок. Запасные патроны оттягивали нагрудный карман его рубахи.
Готовясь к прыжку, он откинулся спиной на стену кустарника, смирившись с уколами шипов, и напоследок прикрыл глаза, призывая себя к спокойствию и милосердию. В промозглой тьме Гордон слышал только собственное дыхание, да еще ритмичный стрекот кузнечиков. Вокруг свивался в кольца холодный туман.
«Что ж, — со вздохом заключил он, — иного пути нет». Держа револьвер наготове, он выглянул из укрытия.
Его взору предстало нечто странное. Удивительнее всего было то, что стеклянная панель оказалась совершенно темной. Загадкам не было конца; Гордон отказывался найти объяснение встретившей его тишине. Он полагал, что бандиты разведут огонь и будут шумно праздновать свою удачу.
Темнота уже до того сгустилась, что он не различал собственной руки. Вокруг высились деревья, напоминавшие сейчас гигантских троллей. Стеклянную панель окружало нечто темное; в стекле смутно отражались чуть светлеющие на западе облака. Между Гордоном и его находкой проплывали клочья тумана, отнюдь не помогая лучше видеть и соображать.
Он медленно двинулся вперед, все время поглядывая под ноги. Не хватало только наступить на сухой сук или напороться на острый камень!
Когда он снова поднял глаза, ему показалось, что он утратил связь с реальностью. То, к чему он приближался, не было похоже ни на что из того, что он был готов здесь обнаружить. Застекленный предмет больше всего напоминал ящик с большим окном в верхней части. Низ, впрочем, больше походил на крашеный металл, нежели на доски. По углам...
Туман неожиданно сгустился. Гордон сообразил, что заблуждался с самого начала. Он ожидал набрести на дом; сейчас, подобравшись ближе, обнаружил, что его отделяет от находки куда меньшее расстояние. Ее очертания казались ему все более знакомыми, напоминающими...
Случилось неизбежное: под ногой хрустнула ветка. Треск наполнил его уши, как раскат грома, и он мгновенно растянулся на земле, отчаянно вглядываясь в темноту. Его глаза обладали сейчас невероятной зоркостью, порожденной страхом; казалось, еще минута — и его взор пронзит туман.
