– А чего хочешь ты?
– Тебя.
Этим я заслужила улыбку. Настоящую, искреннюю улыбку - не похотливую, не страдальческую, не грустную - просто улыбку. Она меня так же порадовала, как радовали улыбки Мороза и Дойля. Оба они сначала не умели улыбаться, словно забыли, как это делается. Если сравнивать с ними, Мистраль еще быстро учится.
Я провела пальцем по контуру его нижней губы.
– Делай все, что хочется тебе. Только правила помни.
Улыбка у него стала не такой радостной - я не поняла, то ли ограничения показались ему слишком строгими, то ли я напомнила ему о чем-то грустном.
– Без крови, без шрамов, и не так сильно, как было с грудью, потому что я еще недостаточно тебя подготовил.
Почти дословно то, что сказала я.
– У тебя хорошая память.
– Только память мне и осталась. - В глазах у него опять показалось страдание. И я подумала, что поняла. Он сейчас получал удовольствие, и решил для себя, что будет получать удовольствие, но когда он кончит - кончится все. Королева опять запрет его в камеру-одиночку, в клетку из ее собственных правил, из ее ревности, ее садизма. Насколько мучительнее ему будет вернуться к запретам, насладившись сейчас? Будет ли он страдать, видя меня в окружении моих стражей, и не входя в их число? Дело не в том, что я для него особенная, как и для моих стражей. Дело попросту в том, что только со мной им разрешили прервать их долгий пост.
Я приподнялась с земли и сказала с поцелуем:
– Я твоя.
Мистраль поцеловал меня в ответ, сначала нежно, потом крепче. Язык вонзился мне в губы. Я открыла рот, пропуская его. Он втолкнул язык вначале глубоко, потом чуть подался назад, чтобы получился просто хороший глубокий поцелуй. От ощущения его губ, втягивавших мой язык, я подалась к нему ближе, обняла за плечи, крепко прижалась грудью к его груди.
Он чуть слышно зарычал, и меня вдруг обдало холодным ветром. Мистраль оторвался от меня; глаза у него стали бешеные. В глазах плыли грозовые тучи, но медленней теперь, не вызывая головокружения. Если б я не видела их раньше, я бы просто решила, что глаза у него серые как тучи.
Он зарылся лицом мне в шею, не столько целуя, сколько прикасаясь ко мне губами. Тяжелый вздох стража разлился по мне теплом - я вздрогнула, и моя дрожь стала сигналом. Мистраль впился зубами мне в шею. Я вскрикнула, пальцы у меня сжались, царапая ему спину.
Следом он укусил меня в плечо, быстро и больно. Я вскрикнула ради его удовольствия, и он тут же сместился. Наверное, он не решался слишком долго держать во рту мою плоть. Я знала, что ему хочется укусить сильней, чувствовала, как он сдерживает порыв своих губ, своих рук, всего тела. Ему было хорошо, но он боролся с собой, сдерживал свои желания.
Он прикоснулся губами к груди - не той, которую укусил раньше, - и едва ощутимо нажал зубами. Я схватила его за лицо, не сильно, но он остановился. Не успев закрыть рот, он взглянул на меня, и я увидела, как гаснет его порыв. Он думал, что я велю ему прекратить. Даже если бы я и правда собиралась это сделать, у меня теперь не хватило бы совести. Но я и не собиралась.
– Сильнее, - сказала я.
Он ухмыльнулся до ушей, по-волчьи, и мне опять примерещилось в нем что-то такое, что я побоялась бы остаться с ним наедине. Но теперь я уже не знала, то ли виновата была натура Мистраля, то ли века воздержания, что довели его до бешенства.
Он впился зубами мне в бок - так сильно, что я задергалась под ним. Он передвинулся чуть ниже, к талии, и когда я почувствовала, что он размыкает зубы, я повторила:
– Сильнее!
Он укусил сильнее и глубже, почти прокусив мне бок, и я заорала: «Хватит!»
Он поднял голову, собираясь прекратить совсем, но я улыбнулась:
– Я не хочу, чтобы ты перестал, я только сказала, что вот так было достаточно сильно.
Он наклонился к другому боку и укусил без предупреждения и так сильно, что мне тут же пришлось повторить: «Довольно».
Он посмотрел мне в лицо, и увиденное его успокоило, потому что следом он укусил меня в пупок, впившись зубами так глубоко и резко, что я его опять остановила.
На животе у меня остался красный след от зубов. Красные отметины виднелись у меня по всему телу, но не настолько четкие, как эта. Идеальный отпечаток зубов на белизне моей кожи. От одного вида я сладко вздрогнула.
