Его руководитель вел деликатную, но непрерывную и настойчивую борьбу с бухарскими чиновниками. Они всячески старались, чтобы миссия следовала с торжественной медлительностью. Впереди ехали трое бухарских есаул-баши с золочеными жезлами в руках — символами высокого положения сопровождаемых ими особ. Эти своеобразные церемониймейстеры определяли места привалов и ночлегов и назначали остановки гораздо чаще, чем было нужно Столетову.
Но как бы он ни спешил, уклониться от визита к повелителю «Благородной Бухары» — эмиру Сеиду Музаффар эд-Дин-хану было нельзя. Надев парадную форму, русские путешественники, предводительствуемые мирахуром — придворным, ведавшим приемами, посетили находившегося в Каршинской крепости эмира. Тучный, пожилой, в белой чалме, полосатом сине-зеленом халате и желтых сафьяновых полусапожках, он сидел в кресле, глядя на входивших черными глазами из-под нависших бровей. В аудиенц-зале — большой комнате с голыми, чисто оштукатуренными стенами и двумя огромными коврами на полу — для гостей были поставлены семь стульев, обитых красным сукном.
Эмир не отличался разговорчивостью.
— Как поживает наш друг, его высокопревосходительство джаноби[3] туркестанский генерал-губернатор? — такова была самая длинная произнесенная им фраза.
Столетов передал эмиру привет от генерал-губернатора, заверив при этом, что здоровью его высокопревосходительства ничто не угрожает.
Сеид Музаффар эд-Дин-хан, удовлетворив свое любопытство, погрузился в полудремоту, лишь изредка откликаясь односложными междометиями на рассказ генерала о целях его экспедиции. Наконец, выслушав пожелания успеха, члены миссии откланялись и ушли, пятясь задом, как того требовал этикет.
И снова дары. Разнообразные халаты, куски бархата, шелка, пояса, отделанные золотом и серебром, шкурки каракуля, нежные, словно колхидское руно, и, разумеется, семь лошадей под парчовыми попонами с золотым шитьем.
— Пока мы доберемся до Кабула, у каждого будет по табуну. И что с ним делать? — недоуменно развел руками Бендерский.
— Дорога дальняя… Кони пригодятся, — успокоил его полковник Разгонов и тут же расхохотался. Он увидел, как Яворский, совсем еще неопытный наездник, взгромоздился на подаренного ему гигантского рыжего аргамака. Сначала конь игнорировал седока, пытаясь укусить или лягнуть соседних лошадей. Но затем неожиданно резко взбрыкнул разок-другой, и бедный доктор, чертыхаясь, оказался на земле под громкий смех каршинских мальчишек, собравшихся во множестве, чтобы поглядеть на важных урусов.
Стараясь наверстать упущенное время, генерал Столетов распорядился двигаться побыстрее, сократив по возможности привалы, ночлеги и дневки. 16(28) июня путешественники разбили свой лагерь на берегу широкой и быстрой Амударьи. Здесь кончалась бухарская территория.
На следующий день бухарцы подогнали три парома, или каюка. Неуклюжие плоскодонные суда, внутри которых стояла вода, не имели палуб; сколоченные из нетесаных, плохо прилаженных брусьев, они были скреплены двумя поперечными балками. Сходен не было, и погрузка заняла долгие часы.
Наконец приступили к переправе. В реку загнали лошадь. К ее поводьям привязали веревку, которую держали двое перевозчиков на носу парома: то был своего рода руль. Пока каюк добирался до противоположного берега, его изрядно сносило. На афганской стороне «корабль» приходилось заводить вначале на пять-шесть верст вверх по течению, чтобы он, следуя тем же способом в обратном направлении, попадал в нужное место.
На первый же паром Столетов посадил гонца, чтобы известить Шер Али-хана о приближении миссии.
Переправа затянулась. Солнце жгло неимоверно. От жары мало спасали легкие шатры, наспех сооруженные бухарскими провожатыми для генерала и его спутников. Доктор измерил температуру в таком шатре.
— Ну и ну! — воскликнул он. — Ни много ни мало — 42 градуса по Цельсию.
Из другого шатра донеслось замысловатое ругательство Разгонова.
— Что случилось, Николай Иосифович? — спросил своего ближайшего помощника Столетов.
— Как бы это помягче выразиться, Николай Григорьевич, — сердито откликнулся полковник. — У меня в саквояже совершенно расплавился весь запас стеариновых свечей и залил одежду…
