— Как попасть туда, Гвидион? — спросил я.
Он вздрогнул, словно проснулся, вопрошающе посмотрел на меня:
— Что-то ты рано захотел туда, Блейдд. У простого человека есть только одна дорога на этот остров — смерть.
Гвидион мечтательно и, как мне показалось, тоскливо смотрел в пламя, как будто видел там золотые крыши волшебных городов.
Он вздохнул:
— И что мы только делаем посреди этих чужих руин, когда там, — он неопределенно махнул рукой в сторону, — цветут яблони и распускаются в садах дивные цветы.
Я был поражен неожиданной сентиментальностью мага, вдруг догадавшись, что нащупал и у него в душе тайную струнку.
— Давай отправимся туда, Гвидион, — я и сам загорелся этой идеей. — Когда вернемся на Альбион, попроси Белина снарядить корабль, и мы пустимся на поиски острова. Ведь когда-нибудь мы найдем его, правда?
— Нет у Белина Хрустальных кораблей, а другие не пристанут к янтарной пристани. Да и не удастся нам так легко достичь счастья. За него надо платить, Блейдд, а мы пока еще не выплатили наши долги.
— А как нам узнать, что они уже выплачены? — спросил Рыбий Хвост.
— Когда долги будут выплачены, Харт, ты уже не узнаешь об этом, ты умрешь, — Гвидион отвернулся от нас.
Я покосился на Бренна. Он сидел хмурый и насупившийся, раздраженно ковырял пол кинжалом для мяса. Бренн терпеть не мог разговоров о загробной жизни и вообще не склонен был философствовать. И я удивился, когда он пессимистично заявил:
— Скоро многие из нас вступят на Хрустальные ладьи, волк. Не знаю только, берут ли на них тех, кто боится воды.
Я усмехнулся. Я и вправду до ужаса боюсь воды, но ради поиска прекрасной страны, где нет ни рабства, ни боли, я готов был терпеть неудобства морского путешествия. Да, рабства! Я и забыл об этом, забыл, что среди этих принцев и великих кельтских витязей я один был рабом, когда-то давно продавшим свою свободу за жалкие мгновения счастья. Это было рабство не в обычном понимании, не тело мое принадлежало хозяину, а воля и душа. Но сейчас я осознавал, что, если бы на мне не было Гвира, я бы все равно остался рядом с Бренном. Я никогда бы не бросил своего вождя, ставшего мне другом и братом и частью меня самого.
Гвидион отправился в опустошенную библиотеку спать. На следующий день его ждало множество дел. Жрецы сенонов и наши друиды во главе с Гвидионом собирались провести обряды благодарения богам за богатую добычу и легкую победу над прославленным римским войском. Бренн и Рикк ушли на поиски более веселого общества, чем философствующий оборотень.
Мы с Хартом и его осмелевшей подружкой, найденной в подземелье храма, еще немного посидели у огня, обсуждая затронутую бардом тему: нашу дальнейшую жизнь на Яблочном Острове после смерти. Девушка, уже успевшая освоить кельтский язык, фыркала, слушая наш разговор. В присутствии Гвидиона она не смела даже поднять глаза, когда же он удалился, она взахлеб принялась рассказывать нам о загробной жизни.
Я не стал слушать эту язычницу, рассудив, что тот, кто с ней спит, пусть и внимает ее глупой болтовне. Рыкнув на нее, я отправился вслед за своим вождем искать других развлечений, оставив Харта на растерзание самому разговорчивому в мире созданию.
На следующий день под командованием жрецов мы сложили посередине главной площади огромную пирамиду из оружия, доспехов, добра и трупов врагов. Эта пирамида была окроплена кровью одного из пленников, после чего под мерное пение друидов Гвидион возжег жертвенный огонь.
Бренн мрачно взирал на этот гигантский костер. Когда к нему подошел Гвидион, Бренн сказал ему:
— Ну что ж, брат, не пора ли нам проверить твои слова? Узнаем, существует ли Вечность для этого города.
Гвидион пожал плечами:
— Наши жизни слишком коротки, чтобы проверить это.
Бренн расхохотался:
— Наши жизни слишком затянулись, — и, обернувшись к столпившимся воинам, он заорал: — Сожгите этот проклятый город!
Люди начали вытаскивать из пламени головни и разносить их по домам. Огонь весело занимался и быстро разбегался по строениям. Подначиваемые своим вождем, мы превращали этот город в сплошной погребальный костер, посреди которого, воздев руки к небу, стоял Бренн в развевающемся плаще и выкрикивал проклятия. Пламя, охватившее дома, ревело и завывало, здания обрушивались с грохотом, рассыпались, выбрасывая в небо снопы искр. Через несколько дней город превратился в черные развалины, от которых поднимались в небо ленивые струйки дыма. Теперь по улицам и площадям ветер взметал не только песок, но и пепел.
