В доме его растерли спиртом и уложили в постель. Он краснел и смущенно улыбался, уверяя, что чувствует себя прекрасно.
Ирина поила его отваром из сухой малины.
С озера возвращались рыболовы и, узнав всю историю, заходили к Васе, жали его руку, хлопали по плечу, предлагали коньяку и водки.
Приехал Корольков с букетом водяных лилий для Ирины. Он очень жалел, что в заливе, где все утро таскал окуней, ничего не было слышно. Ирина ушла, чтобы поставить кувшинки в глубокое блюдо с водой, но тотчас же вернулась к постели Васи и уже весь вечер не отходила от него. Тут же сидела Лиля с забинтованными пальцами. Она сорвала кожу, когда сбивала замок с лодки, а потом гребла, не замечая ссадин.
- Ты-то, пигалица, зачем бросилась? - спрашивал с притворной суровостью Каштанов.- Сперва подумала бы, какой от тебя толк будет утопающим?
- Некогда думать было, Федор Иванович.
Теперь всех интересовало, кто же был в лодке,- тот, что трусливо скрылся за мысом?
Весь остаток дня Дом рыбака гудел, как улей. Все негодовали, требовали от директора, чтобы он нашел дезертира,
- Среди рыбачков таких нет,- решительно заявляли одни.
- Значит, есть. Лодка была "Рыболова-спортсмена", люди видели,поправляли другие.
- Паршивая овца все стадо портит,- сказал директор. Он был особенно огорчен: все его поиски оказались напрасными.
Рыболовы возвращались, но никто не сознавался в постыдном поступке.
- Странно,- говорил Каштанов - что за такое нельзя даже привлечь к ответственности. Считается, что это только этическое преступление, и суду не подлежит.
- Эх, попался бы он мне где-нибудь один на один!..-директор расправил плечи под старой выгоревшей гимнастеркой.
На другой день база опустела.
Я вышла рано утром на берег, В прохладном ли воздухе, или в чуть посветлевшей зелени, или в крикс птиц, потянувшихся к югу, неуловимо чувствовалось приближение осени.
Под старым тополем стояли Ирина и Корольков. Против обыкновения, он не улыбался. На лице его было горестное недоумение. Ирина что-то горячо говорила, до меня долетели слова.
- И чтобы никогда, слышите? Чтобы никогда я вас больше не видела!
Он молчал, покусывая травинку. С тополя медленно слетел лист: жёлтый с одной стороны и седой - с другой. Наконец, Корольков спросил:
- Ну хорошо, допустим. Допустим, все было именно так. Но вы-то почему сердитесь? Ведь если бы в лодке были вы... Тогда я разумеется ни минуты нс колебался бы, это ясно! И вы это знаете.
Ирина резко обернулась к нему. Удивление, презрение, гнев прошли по ее лицу. Она молча быстро направилась к дому.
- Ирина!
На террасе хлопнула'дверь.
В тот же день Корольков уехал. Он сказал, что его неожиданно вызвали на работу до окончания отпуска. Прощаясь, сиял своей ослепительной улыбкой и каждому сумел сказать чтонибудь приятное. Только с Ириной простился молча.
Вечером, увидя девушку одну возле потемневшего озера, я подошла и обняла ее. Она доверчиво прижалась.
- Скажи, Ирина, почему ты подумала, что это был он?
Она невесело усмехнулась. Покосилась на меня и вдруг, сбежав к лодкам, прыгнула в старенькую однопарку. Взяла лежащие на дне весла и показала мне. Одно весло было короче другого.
- Много народу приехало. Хорошие лодки разобрали. Вот ему н пришлось...
Она брезгливо бросила весла, посмотрела вверх н как-то особенно тепло сказала:
- Вася проснулся...
В доме, действительно, светилось окно Васиной комнаты.
* * *
Алексей Никитин
ПО ГОРНЫМ РЕКАМ ВОСТОКА
НА ЧЕРЕМШАНКЕ
Несколько лет назад в конце августа я был командирован на отдаленный участок горной тайги Нижнего Амура, где прокладывалась шоссейная дорога. Как всегда, в моем походном рюкзаке лежали на всякий случаи несколько лесок и десяток крючков с поводками. Но особенных надежд на рыбалку я не питал: никакой реки в том районе, куда я ехал, не было.
Маленький поселок строителей дороги расположился между сопками в живописном распадке. По долине, в зарослях ивняка и черемухи, протекала небольшая речонка, почти ручей, известная под названием Черемшанки. Черемша, этот вид дикого чеснока, обильно росла по заболоченным берегам речки, откуда та и получила свое название.
