— Что с тобой, Юрген? — спросил Адольф. — Откуда у тебя книга?
— Да пока ты спал, нам тут пачку забросили, когда воду привозили. Каждому по одной. Вон твоя лежит, у тебя на ранце.
— Каждому? — удивился Адольф. — Так только что Библию раздавали. — Он взял в руки свою книгу и прочел на обложке: наверху имя автора — Фридрих Вильгельм Ницше, а пониже заголовок: «Так сказал Заратустра». Ладно, можно полистать этого Заратустру, все лучше, чем скука. Адольф раскрыл книгу наугад и прочел:
«Говорит мне справедливость: люди не равны. И они не должны быть равны».
Адольф чуть не задохнулся от восторга — он давно догадался, что люди не равны, но не решался сказать это вслух. Молодец этот Фридрих, или как его там, смелый парень. Можно почитать дальше, до чего еще он додумался.
«Человек — это канат, протянутый между животным и сверхчеловеком, это канат над пропастью.
Жизнь есть родник радости; но всюду, где пьет отребье, все родники бывают отравлены.
Бог умер: теперь мы ищем сверхчеловека».
— Вот оно! — восхитился Адольф. — Нужно искать сверхчеловека! А может, он уже найден? Просто, никто еще не знает, что это я. Ничего, они еще узнают!
— А когда ты успел подружиться с этим Вальтером Ратенау? — спросила Элизабет на прощанье.
Граф Гарри навсегда запомнил их первую встречу. Это случилось вскоре после его вынужденного возвращения из Веймара в Берлин. Гарри был приглашен на скучный званый обед, которого хотел бы избежать, но не мог — он обещал своей тетушке сопровождать ее к столу. Унылые, чисто немецкие блюда размеренно следовали одно за другим. Избалованный французской кухней, он без аппетита ковырял вилкой ломтик пресной вареной рыбы, когда вдруг услыхал этот голос, истинно мужской, нежный и могучий одновременно.
Гарри вздрогнул от неожиданности и обернулся — голос звучал за его спиной. Тетушка продолжала что-то лепетать, не замечая, что племянник уже упорхнул от нее в другой мир.
Высокий стройный господин, произносивший тост, был под стать своему голосу — в его не по-немецки тугих кудрях и нездешних миндалевидных глазах сливались мужество и нежность. «Еврей!» — догадался Гарри и удивился — на такие званые обеды приглашать евреев было не принято.
— Кто этот господин? — спросил он у тетушки, которая знала всех, кого стоило знать.
— Неужели ты с ним незнаком? — не поверила она. — Большое упущение! Это Вальтер, сын знаменитого Эмиля Ратенау, владельца фирмы «Телефункен».
— А чем этот Эмиль знаменит?
— Я вижу, ты совсем одичал в своем провинциальном Веймаре. Говорят, что он в молодости купил у Эдисона патент на электрическую лампочку и провел электричество по всей Германии. Ведь до этого дома освещались опасным и вонючим газовым светом.
— Спасибо, тетя, я восхищаюсь твоей осведомленностью. К сожалению, я уже покончил с провинциальным Веймаром и возвращаюсь в цивилизованный мир.
Но вместо того, чтобы вернуться в цивилизованный мир и ответить на заигрывания кокетливой соседки слева, Гарри отключился от застольной беседы, чтобы придумать, как познакомиться с привлекательным господином Ратенау. Истинно немецкий званый обед подчинялся ряду правил, которые не позволяли одному воспитанному джентльмену подойти к другому незнакомому воспитанному джентльмену, фамильярно хлопнуть его по плечу и пригласить на чашечку кофе или рюмочку коньяка.
Разработав подходящую стратегию, Гарри в конце обеда поспешно простился с тетушкой и занял наблюдательную позицию у окна за спиной Ратенау, который все еще сидел у стола, углубленный в разговор с хозяином дома. Их беседу прервала жена хозяина, желавшая, чтобы ее супруг вышел из-за стола попрощаться с уходившими гостями.
Сама же хозяйка задержалась возле поднявшегося со стула Ратенау с явным интересом к тому, что он ей говорил. Граф Гарри, не теряя времени, стал между ними, якобы для того, чтобы поцеловать ручку хозяйки и похвалить ее изумительный обед. Эта маленькая ложь нисколько не смущала его совесть — он прекрасно понимал, что хозяйка дома, как истинная немка, не сомневалась, что поданный ею унылый немецкий обед превосходен. Закончив хвалебную речь, Гарри попросил представить его ее собеседнику.
