Граф Гарри откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Перед его внутренним взором проступил вполне реалистический образ задуманного им проекта — постройки грандиозного мемориала Фридриха Ницше. С годами его восхищение великим философом не только не угасало, но разгоралось все ярче. Ради него Гарри переступил через обиду, нанесенную ему эрцгерцогом, когда тот, поддавшись давлению пошлых буржуазных ханжей, уволил Гарри с должности директора созданного им музея.
Сначала оскорбленный Гарри хотел покинуть Веймар, но, сдавшись на уговоры Элизабет, повременил с отъездом и постепенно одумался. Зачем он должен уезжать? Чтобы доставить удовольствие своим гонителям? Ведь он выбрал для себя этот город ради прославления кумира, а для увековечивания памяти Фридриха еще не все сделано. И граф начал разрабатывать грандиозный проект мемориала Ницше.
Кроме того, потеряв пост директора музея, он опять обрел былую свободу. Не связанный никакими обязательствами, мог в любой момент покинуть Веймар и уехать, куда ему вздумается. Гарри только вчера вернулся из очередной поездки в Париж, куда отправился на несколько дней по приглашению знаменитого русского хореографа Дягилева, чтобы присутствовать на премьере балета Стравинского «Весна священная» с участием любимца Дягилева танцора Нижинского. Красота и талант Нижинского потрясли даже видавшего виды графа Гарри. Он завершил этот памятный вечер романтической поездкой с Нижинским по пустынным улицам ночного Парижа.
Поток его мыслей был прерван цокотом каблучков Элизабет по ступенькам лестницы, ведущей из выставочного зала в контору Архива, где и для письменного стола Гарри нашелся уютный уголок. Элизабет ворвалась в благополучную тишину его воспоминаний с отчаянной мольбой о помощи.
— Гарри, дорогой, пожалуйста! Останови Томаса! Только ты можешь его отговорить!
— От чего отговорить?
— Ты ведь понимаешь от чего, правда?
— Что, он тоже хочет уйти в отставку?
— Ну да, в отставку, как все эти высоколобые знаменитости! — заплакала Элизабет.
— О великий боже! И Томас Манн хочет уйти в отставку? Он уже седьмой! Сознайся, что ты натворила?
— Ума не приложу. Спроси у него.
Гарри поспешил вниз, миновал длинный зал экспозиции и, свернув к двери кабинета директора Архива, осторожно постучал. Томас Манн ответил не сразу. Гарри подождал полминуты, постучал опять и решительно вошел. Знаменитый писатель, сгорбившись над письменным столом, выгребал из ящиков бумаги и мелкие вещички и бросал их в дорожный саквояж. По резким взмахам руки было видно, что он крайне раздражен.
— В чем дело, Томас?
— Все, все, ухожу! И не удерживайте меня! Она меня довела! Я наглотался дерьма досыта!
— Хорошо, хорошо, никто вас насильно удерживать не будет, — почти проворковал Гарри. — Но хоть объясните, в чем наша дорогая Лиззи провинилась.
— А вы не знаете? — ощерился знаменитый писатель. — Она вам не сказала?
— По-моему, она сама не знает.
— Как же, не знает! Даже кошка знает, чье мясо съела.
— А чье мясо наша кошка на этот раз съела?
Гарри придвинул стул и сел на него верхом — было ясно, что разговор предстоит долгий. Манн покосился на него, перестал бросать безделушки в саквояж и лихорадочно забегал по комнате.
