Знойный воздух загустел, как похлебка. Дышалось с трудом. Тереза врубила в машине кондиционер и открыла все окна. Она направлялась в аэропорт. На своем веку хозяйка, пожалуй, ни разу не отлучалась из отеля в разгар сезона, да еще поутру. Ее мысли всегда занимали гостиничные номера, горничные и гости, обремененные какими-то проблемами, и тогда свои сложности отступали на второй план. Терезе впервые выпал шанс насладиться летним утром, пусть даже таким жарким. От зноя побурели газоны, засохли гортензии, и их соцветия превратились в маленькие хрустящие шарики. Приятно было вырваться на волю. Одинокая бегунья двигалась по Норт-Бич-роуд, истекая потом и еле переставляя ноги. Марибель. Мелькнула мысль остановиться и спросить, не попадалась ли ей на глаза Сесили, но Тереза быстро передумала. Опустив козырек от солнца, она поддала газу.
В аэропорту она обыскала все. Заглянула в женский туалет, в магазин сувениров, в ресторан. Сесили нигде не было. Тогда Тереза стала методично просматривать местные рейсы. Когда она спросила на стойке регистрации, не садилась ли на Нью-Йорк молоденькая девушка с рыжими волосами, сотрудница авиакомпании бойко подхватила тему, словно только того и дожидалась:
– А вы, должно быть, ее мать? У вас одинаковые волосы. Вы прямо как близняшки! Вам, наверное, все так говорят?
– Так значит, она села на самолет, – пробормотала Тереза. – Отлично. Во сколько?
Девушка сверилась с расписанием.
– Полетела первым рейсом. В шесть ноль пять. Я помню, было очень рано.
– До Нью-Йорка?
Девушка энергично кивнула.
– Спасибо, вы меня очень выручили, – поблагодарила Тереза.
– А куда она полетела? Ей в какой конец?
Конец… Тереза сглотнула.
– В Бразилию, – ответила она.
В ресторане Тереза заказала завтрак. Поедая яичницу, она размышляла о том, о чем рано или поздно приходится размышлять любой матери. «Сесть на самолет и помчаться следом – или отпустить на все четыре стороны?» Сколько раз она давала советы людям наподобие Лео Керна, помогала разобраться в наболевшем. «Нет, Лео. Я все напридумывала. Нет на свете руководства для успешных родителей». Вспомнилось, какой была дочурка в полтора года, как она ковыляла по песку и падала. Потом в тринадцать лет, в ночь первого поцелуя. Девчонка забралась к матери на постель и выложила ей все без утайки. Они были тогда очень близки, неразлейвода. А теперь, какие-то два часа, и между ними – пропасть. Где ж теперь ее кровиночка? В другой стране, спит с черным принцем.
За окнами готовился к взлету небольшой самолет. Завращались пропеллеры, что-то дрогнуло, и самолет покатился, набирая скорость, задрал нос и воспарил. Есть много образов, передающих ощущение детства, и один из них – вон там, за окошком. Что оставалось Терезе? Ничего. Разве что представлять, как где-то далеко-далеко Сесили тоже парит над землей.
– Ты что, дурачишь меня? – воскликнул Билл. Они стояли наверху в гостиной, и, насколько могла судить Тереза, миссис Хесситер за это время даже не шелохнулась. Билл помахал письмом в воздухе. Его лицо налилось краской, а еще недавно чуть тронутые сединой волосы все больше наливались белизной. Он старился на глазах.
– У тебя больное сердце, – напомнила Тереза. – Умоляю. Я не хочу еще и тебя потерять.
– А что это ты такая спокойная? – спросил он. В глазах блеснуло подозрение. – Ты все знала, да? Конечно, она ж вся в тебя. Яблоко от яблоньки. Эта мерзавка все тебе рассказала, и ты позволила ей уйти!
– Неправда, – проговорила Тереза. Ею и впрямь овладело какое-то непостижимое спокойствие, как будто ее опоили снотворным или наркотиком. «Люблю тебя всю, без остатка». Тереза никогда ничего не скрывала от мужа, но тот альбом она показывать не стала. – Да я понятия не имела! Я только что ездила в аэропорт, надеялась остановить ее.
Билл бросил взгляд на часы.
– Собирайся, мы едем. Она еще не вылетела из Нью-Йорка. Международные рейсы отправляются ночью. У нас целый день впереди. Да я этот чертов аэропорт наизнанку выверну!
– Это ты про рейсы запад – восток, – возразила Тереза. – Они вылетают вечером. А по направлению север – юг – те вылетают с утра.
