Плоский мир - страница 64

воспользоваться им в своих целях, определив возраст Никитина по размеру головы. Не сомневаясь, что на рисунке он изображен в последние годы своей жизни, я принялся выводить указательными пальцами круги, сначала меньше его головы раз в шесть; затем я все увеличивал их и увеличивал, накидывая с легкой руки десятилетие за десятилетием. В результате получилось шестьдесят два; обрадованный, я побежал к матери, чтобы попросить помочь мне вычесть это число из года смерти. (Думается, я мог бы сделать это и сам – бабушка научила меня читать и считать еще год назад, - но я ни в коем случае не хотел ошибиться, а положа руку на сердце, просто ленился). Мама спросила меня, что это я такое затеял, а когда я объяснил, посмеялась и ласково посоветовала «как следует выучить каждого путешественника».

 -Я уже выучил.

 -Ну хорошо, тогда давай я спрошу тебя.

 -Нет, сначала помоги мне.

 -Так я и знала, что ты ответишь «нет».

 Меня обижало, когда она так говорила, - я был упрям, (до шестнадцати лет наибольшее упрямство я проявлял в том, что просто не хотел это признавать, а после напротив стал бравировать, говорил, «мне чужое мнение вообще неинтересно, кроме гогеновского»; при этом я до сих пор ни о чем так и не пожалел: упрямство помогло мне в результате стать художником), и часто поступал по-своему, но поскольку мама все-таки прибавила:

 -Хорошо. Ты забыл, как вычитать? Ладно, помогу тебе, - я не успел покраснеть от негодования, потому что просиял.

 Разумеется, после того, как я с таким успехом сумел определить год рождения Афанасия Никитина, я решил перепроверить своим методом, «правильно ли написали годы жизни остальных путешественников». Работа оказалась не такой простой, как я поначалу думал, ибо я, конечно, всегда получал совсем не тот возраст, который был указан на карточке. Я не знал, кто же все-таки ошибся; мне хотелось думать, что не я, и тогда принимался исправлять годы жизни на карточках, а если начинал сомневаться в своей правоте - подгонял получившиеся результаты под напечатанные. Словом, метался, как будущий художник. Мои сначала терпели, потом начали возмущаться. От бабушки и мамы наперебой слышалось их уже тогда избитая фраза: «Заставь дурака Богу молиться, так он и лоб расшибет». Я упрямился, один раз меня наказали, но когда я слезно поклялся, что больше так не буду, спустя пару дней продолжал делать то же самое.

 Немудрено, что скоро я вышел далеко за пределы картонной коробки и мерил уже головы любым портретам, какие только мог отыскать, начиная с детских энциклопедий и заканчивая чем-нибудь, вроде справочника по музлитературе. Моя работа продолжилась и летом, на даче.

 Однажды в июньский полдень я сидел за столом и пририсовывал невидимые круги голове Франца Шуберта; за этим Антон и застал меня.

 -Что это ты делаешь?

 Я подробно объяснил. Мой брат сказал:

 -Я все понял, но ты уверен в правильности твоего способа?

 От такого прямого вопроса у меня засосало под ложечкой.

 -Да.

 -А разве ты не подогнал свои результаты под те, что напечатаны?

 -Нет, не подогнал!

 -Ну хорошо, я верю, извини, если тебя обидел, - Антон улыбнулся мне той самой улыбкой, после которой я всегда проникался к нему безмерным доверием, - но разве ты не думал еще об одной вещи…

 -Какой?

 -Предположим после твоих замеров головы, у тебя всегда получаются ровно те результаты, что напечатаны в книге, я даже скажу больше: ровно те, которые были на самом деле. А вдруг и в этом случае твой способ совершенно неверный?

 -Как это?

 -А вот так. Ни в чем нельзя быть уверенным.

 Я не помню в точности, как ответил ему, но смысл был такой: если способ дает правильные результаты, то кого интересует, правильный он на самом деле или нет.

 Брат удивился.

 -В самый ответственный момент может случиться сбой. Как, по-твоему, это все равно?

 -Да, - ответил я, удивленный его удивлением, - ты же не знаешь, произойдет он на самом деле или нет.

 -Ну что ж, ладно. Пойдем-ка гулять.

 А на следующий день он рассказал мне историю о зеленом доме.  

 Некоторое время назад в этом поселке якобы появился молодой человек по имени Кирилл Гринев: он купил как раз тот самый участок, на котором стоял зеленый дом, но кто жил в нем раньше ему так толком и не удалось дознаться, говорили, что какая-то одинокая старуха без семьи и без имени, весь день занимавшаяся наблюдением за дорогой из окна. При всем при том, приехав в свои новые владения, Кирилл обнаружил любопытную вещь: окон-то в доме как раз и не было, а материал, из которого он был смастерен, молодой человек поначалу принял за плотные железные листы, и лишь при более детальном осмотре понял, что на самом деле это дсп. «Весьма уныло и безвкусно… Ну ладно, хотя бы не сгорю!» Кирилл жил в городе, всего за десять километров отсюда, так что в любом случае, учитывая здешние просторы и чистый воздух, он совершил выгодное приобретение и мог наведываться сюда круглый год. Родственники Кирилла умерли, и зарабатывал он тем, что ремонтировал машины в автосервисе.