-Здравствуй, Михаил. Я принес то, что ты просил. Извини за задержку…
-У тебя недавно был Коженин?
-Да, к несчастью. Он пишет у меня курсовую. Я не мог его не взять к себе, потому что…
-Он давно ушел?
-Минуты три назад, - ответил доцент, - что-нибудь случилось? Если он тебе нужен, то ты, наверное, опоздал: он вроде бы как отправился домой.
-Возможно, я еще успею его догнать.
Я быстро спустился на первый этаж, в плоскость того самого холла, где Коженин когда-то с улыбкой разглядывал портрет погибшего студента. Я долго не мог понять смысл того, что там происходило. Коженин находился перед линией выхода, я его почувствовал, но он не мог выйти в плоскость улицы, потому что дорогу ему преградил охранник, - сначала я так подумал, - но потом, услышав их разговор, понял, что дела обстоят гораздо сложнее и в высшей степени странно.
-Проходите… я не понимаю… что такое с вами случилось? – говорил охранник.
-Я и сам не понимаю! – отвечал Коженин испуганно, - я не могу пройти мимо вас! И даже не могу вас увидеть!
-Заслоните меня собою, - попросил охранник довольно резко. Он не мог ничего понять, и от этого начинал нервничать.
-В том-то и дело, что у меня не получается!
-Идиотизм какой-то! Тогда я вас заслоню, - он, видимо, попытался, и после этого я услышал его удивленный возглас, - черт возьми! Я тоже не могу этого сделать! Как будто в стену упираюсь… и увидеть вас не могу!
-Что здесь происходит? – осведомился я, прошел еще немного и тут вдруг так ударился носом, что в глазу у меня затанцевали фиолетовые созвездия.
Я взвыл. Взвыл и Коженин:
-Ой, господи как больно! За что же вы так ударили меня по затылку?
-Денис, что такое? Я разве тебя ударил?
-Конечно! Вы толкнули меня сзади.
-Но как это возможно, если я должен был… - тут я умолк, пораженный.
-Я знаю, как мы попробуем сделать. Давайте я зайду за свою будку, - предложил охранник, - быть может, тогда вы сможете пройти.
Эта идея, слава богу, увенчалась успехом: как только охранник оказался за стеклом, Коженин тут же спокойно прошел к линии входа.
-Ну что, все в порядке?
-Похоже на то! – воскликнул студент облегченно, - теперь я вас вижу, - в этот момент он, должно быть, нашел на стекло, которое, в свою очередь, нашло на охранника, - ладно, я, пожалуй, пойду.
-Нет, постой. Нам надо поговорить, - окликнул его я, - я положительно считаю, что ты нездоров!
-Да ерунда! Все в полном порядке…
Я не мог спросить его, почему он, несмотря на мои увещевания, заявился сегодня в институт, - охранник был рядом и мог что-нибудь заподозрить, - но мне просто необходимо было остановить Коженина, и я направился к линии входной двери. Тут вдруг я увидел его глазом.
-Господи! На сей раз, кажется, получилось, - сказал я, стоя на нем.
-Вот видите, значит, все в порядке, - он старался говорить как можно более равнодушным голосом, но я почувствовал, что снова в его интонации скользнуло облегчение.
-Нет, постой, - я хотел схватить его за руку, чтобы не дать уйти, но тут вмешался охранник:
-Уважаемый профессор, пустите его. Если у него закончились все лекции и семинары, вы не имеете права его задерживать.
-Да, все верно, но… - я лихорадочно соображал, что бы такое придумать, - может, лучше вызвать скорую?
-Но он этого не хочет, - охранник обратился к Коженину, - ведь так?
-Нет, не хочу, - произнес Коженин.
-Вот видите, профессор. Так что немедленно отойдите от него.
Я отпустил Коженина, и он скрылся за линией входа. Должен сказать, поведение охранника меня удивило: он никак не должен был в этой ситуации препятствовать мне, ибо он прекрасно видел, что с Кожениным отнюдь не все в порядке; чуть позже анализируя этот эпизод, я пришел к такому выводу: меня до сих пор считают противником программы, я никого не убедил в том, что принял сторону Великовского, - в результате мне препятствуют, когда им подсказывает чутье, а затем за моей спиной предпринимают некие шаги; я только никак не мог угадать, что могут они сделать на сей раз, и больше всего боялся зла, которое Коженину могли причинить. С другой стороны, когда два дня назад Коженин упал в коридоре, и я увел его в аудиторию, мне не воспрепятствовали – здесь было очевидное противоречие, - если только не объяснить его тем, что администрация снова заинтересовалась мною после этого случая, а до того более или менее мне доверяла. Но, конечно, ни во что я не старался вникнуть так глубоко, как в те вещи, которые творились непосредственно с самим Кожениным, и на сей раз оказывался в полнейшем тупике, ибо если это и было какое-то заболевание, то очень необычное, а следовательно оно вряд ли поддалось бы лечению, да еще в неумелых руках наших врачей.
