…Вечером я решил позвонить ей. Ответила она не сразу, а когда все же подняла трубку, ее голос заглушала уличная какофония.
-Ты где? – спросил я.
-В баре у реки. Приходи, если хочешь.
Я спрятал телефон в карман, немного помедлил, но затем все же оделся и, выйдя на улицу, отправился к парку.
Солнце еще не зашло, и пока я шагал по тротуарам, его красный диск то и дело запутывался в ветвях деревьев, которыми было усыплено небо; затем он выбирался из них и ласкал мою сетчатку так слепо, что я сумел различить черные ворота парка только когда подошел к ним вплотную. Солнце попалось в самую большую и тернистую сетку, никак не могло из нее выбраться, и когда мое зрение пришло в норму, я увидел следующую картину: слева от ворот, у железной калитки стоял мужчина лет сорока, в совершенно обычной одежде, но с карнавальной маской в руке. Разговаривая о чем-то с охранником, он то и дело засовывал большой и указательный пальцы в прорези для глаз. В другой руке он держал бульварный роман про убийство, «Возвращение», - тот самый, который когда-то принесла с собой Дарья на вечеринку в моей квартире и который я после этого прочитал.
Я прошел мимо и стал спускаться к воде. Бар – открытая терраса с темно-красными столбами, обвитыми плющом, и гранеными железными фонарями – располагался в конце бетонной дороги, у самого берега. Подойдя к нему, я отыскал глазами Таню очень быстро – она сидела за угловым столиком. Одна.
Я подошел.
-Здравствуй.
-Привет. Он уже ушел? – я сел.
-Как видишь.
-Нет, я этого не увидел. Это началось с первого дня его появления. Вообще, каждый раз, когда он возвращается, я начинаю думать, что этот человек все время был с нами, - рассчитывая выбить почву у нее из-под ног, я старался говорить неестественно ровным голосом, но вдруг посмотрел на нее и понял, что мои слова не оказывают никакого действия: правая бровь Тани была чуть отведена в сторону, а рука мерно прикасалась к бокалу, задумчиво, но с тем оттенком удивления, какой бывает у чужих женщин, если ты зачем-то решил признаться им в любви.
И тут я почувствовал, как снова внутри меня все меняется. Ровный голос? Да к черту его! Не мог я подавить эту странную, тупую злобу, рождавшуюся во мне; самому не верилось! Я был сбит с толку – возможно поэтому?
Я спросил ее очень язвительно, не собирается ли она поехать вместе со своим другом. Боже, какая глупость! Я ведь прекрасно знал, что между ними ничего нет. Но как же мне в тот момент хотелось задеть ее за живое, больно уколоть! И в результате я потерпел неудачу, (так мне и надо), - Таня только повернула голову, а потом сказала, что не собирается уезжать с Олегом, но и со мной тоже не останется.
В этот самый момент мне и показалось, будто она кривит душой, хочет напугать меня, дабы я сам пошел на примирение – ну, что-то такое. И тогда я набросился на нее как коршун. Хотел убить в ней последний маленький порыв, отвернуться от единственно оставшейся тропки; если раньше причиной всех наших ссор была моя ревность, придирчивость и желание подчинить ее себе всецело, то теперь я лишь испытывал досаду, что меня собираются бросить, и решил сделать это первым.
-Буду ждать этого с нетерпением. Ты мне больше не нужна.
-Паша, оставь это. Не надо. Ты же так не думаешь, - сказала она вдруг.
-Думаю, еще как думаю! - накинулся я опять. Вряд ли в этот момент меня кто-то слышал, кроме нее, однако я изрядно повысил голос.
-Хорошо, я поняла… - она опустила голову, взяла в руку бокал с вином и принялась им тихо покачивать. В этот момент он похож был на отчаявшегося человека, который, раскачиваясь во все стороны, бьется головой о стену. Она была этим человеком? Должно быть так.
Внезапно моя злоба исчезла. Так же быстро, как и появилась. Но теперь-то никакой дороги назад уже не было, да я в тот момент и нисколько не жалел об этом, мысленно продолжал гнуть свою линию, настраивал себя, но не так яростно, а просто уверенно. По какой-то причине мне хотелось пойти на принцип, проявить твердость и наконец-таки расстаться с ней.
Я сказал ей, что когда мы только познакомились, я представлял ее себе совершенно другой, и все то время, пока мы вместе жили, на меня постепенно находило прозрение.
