– Папа? – повторила Джоанна.
Она произнесла это так жалобно, что Тоцци с трудом поверил: это та самая женщина, с которой он провел нынешнюю ночь.
– Не сейчас, солнышко, – сказал Жюль, пожалуй, чересчур громко. – Я весь в игре, поняла?
Он поднял высокий стакан, наполненный апельсиновым соком, и продемонстрировал его ей. Водка с апельсиновым соком, подумал Тоцци. У старика были толстые корявые пальцы, и Тоцци заметил, что они слегка трясутся. Джоанна не отходила от отца, и Жюль с явным отвращением посмотрел на нее. Он принял ее за официантку.
– Да нет, папа, это же я.
Он поднял голову, все еще недовольно фыркая. Ему потребовалось как минимум двадцать секунд, чтобы сообразить, что перед ним родная дочь. Джоанна улыбалась ему снисходительной и лучезарной улыбкой, как статуи святых улыбаются прихожанам у входа в храм. Должно быть, именно таков был ее способ борьбы со старческим психозом.
Мало-помалу его лицо разгладилось, посветлело и наконец озарилось любовью: он узнал ее.
– Джоанна, – сказал он, проводя шершавой ладонью по ее щеке. – Какая красавица!
И Тоцци тут же вспомнилось: гостиная его тетушки Кармеллы, вкус анисового печенья. Тетушка всегда восклицала «красавец какой!», когда мать брала его к ней в гости.
Джоанна потрепала отца по плечу, но старик был всецело поглощен игрой и косился, стараясь уследить за манипуляциями крупье. Остальные игроки ничего, кроме карт, не замечали. Азарт есть азарт.
– Так я и знала, что найду тебя здесь, – сказала Джоанна, неодобрительно глядя на него.
– А где ж мне еще, к чертям собачьим, быть? Играть со старыми развалинами в домино? Да клал я на это с прибором!
Он поднял свой стакан и отхлебнул из него. Его руки тряслись чуть сильнее, чем сначала показалось Тоцци.
– Эй ты! – внезапно закричал Жюль, тыча корявым пальцем в лицо крупье. – Ко мне пришла дочурка. Подержи мое место, поняла? Я еще вернусь.
Негритянка дипломатично улыбнулась, но ничего не ответила. Старший крупье, невысокая блондинка в сером костюме, услышала голос Жюля, прислушалась к его словам. Как и остальные старшие крупье, работающие здесь, она выглядела банковской служащей, разве только куда более улыбчивой. Жюль был уже настолько не в себе, что позабыл о том, как быстро крупье сменяют друг друга за столами, а это ведь означало, что негритяночка не может гарантировать ему места за столом по его возвращении. Поэтому-то она и поступила правильно, не возразив ему: малейшее проявление недовольства со стороны клиента в таких заведениях может стоить служащим их места.
– Не надо так кричать, папа.
Он приблизил свое лицо вплотную к лицу Джоанны и громким сценическим шепотом пояснил:
– А с чернозадыми иначе нельзя. Они иначе просто не понимают.
Тоцци никогда не удавалось понять, каким образом многим старикам удается нести всякий расистский вздор без малейшего ущерба для собственной физиономии. Крупье подождала, пока Жюль не соберет свои фишки, и начала следующую партию. Старший крупье позволила себе вновь улыбнуться, когда он поднялся из-за стола.
– Папа, позволь представить тебе моего друга, – сказала Джоанна, торопясь увести его от стола. – Папа, это Майк Тоцци.
Странно было слышать это имя из ее уст. Он уже привык к тому, что она называет его «мистер Томпсон», сопровождая это обращение иронической усмешкой.
Тоцци протянул руку отцу Джоанны.
– Come stai, мистер Коллесано?
Жюль широко улыбнулся и, обхватив руку Тоцци своей лапищей, сжал ее с неожиданной силой. Тоцци показалось, что он с первого взгляда сумел понравиться старику. Жюль был из этаких. Для людей его типа все человечество делилось на три группы: негры на самом дне социальной пропасти, белые посередке и итальянцы – на самом верху. Причем «итальянцы» относилось только к сицилийцам и неаполитанцам. Конечно, Тоцци рассчитывал на то, что разговор у них пойдет на английском, потому что, за исключением бранных слов и названий кушаний, знал по-итальянски всего несколько слов.
– Хотите выпить? – внезапно спросил Жюль.
И, не дожидаясь ответа, окликнул крашеную блондинку-официантку, сновавшую у соседнего стола:
