Знак Зодиака призывал волю к борьбе. Но вопреки его усилиям, я … не сделал вид, что ничего, собственно говоря, не произошло. И в символический вечер чьей-то смерти, родилась наша странная любовь. И необыкновенная девушка любила меня и была любима, верила в вечную жизнь, но поклонялась запредельному и не ведала, что Время уже отсчитывает минуты страшной болезни, приближающие её к другой Вечности.
Мария умерла в ноябре.
Наследственная болезнь преждевременно свела её в небытие.
На кладбище, кто-то, из друзей прикоснувшись к моей руке, напомнил, что и мне следует бросить горсть земли. Я так и сделал.
«– Сможешь ли ты забыть меня, – как-то спросила она, – если я, например, надолго уеду?
– Нет, – ответил я, – я тебя никогда не забуду, даже если ты уедешь навсегда».
Тупо наблюдая, как лопатой выравнивают земляной холмик, пристраивают венок к ограде, я, тем не менее, отчётливо осознавал, что никогда не приду на могилу Марии, и это торжественное кладбище не притянет меня так, как я тянулся к ней живой. Оставляя за спиною то, что ещё недавно составляло главную часть моей жизни, разум холодел от мысли, что очень скоро, быть может, быстрее, чем хотелось самому, скорбь моя снизойдёт на нет, превратившись в грустные, и далёкие воспоминания прошлого.
Я не забуду никогда эту девушку умевшую дарить неповторимые мгновения близости и доказавшую существование настоящей любви. Наш срок был короток, всего год, но что предопределено потусторонним, не всегда в наших силах исправить. Приходилось подчиняться.
Прошло несколько дней, я собрал все её фотографии в большую стопку и, вложив их в полиэтиленовый мешок, спрятал в нижнем ящике письменного стола. Ещё через неделю, звуки за окном, оживший телефон и книги окончательно разбудили меня. Произошло чудо: полетели дни – стремительные, холодные, беспорядочные; серые краски сменились сочным хаосом настоящего, и тысячи мыслей, роясь и откладываясь в голове, возводили фундамент хоть какого-то, но будущего, на горизонте которого маячила надежда.
Приступы меланхолии, окатывающие беспощадной волной, всё реже и реже посещали меня. Тоска, лишь по поводу чего-то несбыточного имела место в моей жизни, и не оставалось ничего другого, как закрыть глаза умершему чувству. Теперь почти ничего не связывало нас с Марией.
Мир изменился.
Сердце моё опустело.
2. Начало всего (II).
«Ты ушёл в неосязаемое ничто».
Этрусская мудрость
Не подумайте, что я сумасшедший.
Даже, если и был им – то самое непродолжительное время.
Сумасшествие – процесс не фатальный, но – способствующий оздоровлению заполненного шлаками страха и боли мозга, ищущий и находящий выход за счёт очищения – временем. Только для одних этот процесс длится несколько дней, для других – месяцы, для третьих – всю оставшуюся жизнь. Следовательно: безумие – лекарство от прошлого. А я всегда утверждал, что нет ничего ужаснее этого периода жизни. Ещё Фрейд сказал: «Кровать ей была слишком мала…»
Мне двадцать пять лет. Вероятность стать знаменитым в ближайшие несколько лет настолько смешна, что я закрываю глаза на свойственное мне тщеславие и продолжаю спокойно жить и работать дальше. Этим и спасаюсь.
Детство, как и у всех родившихся на рубеже восьмидесятых годов прошло безоблачно. Мы не думали о деньгах, быстрой славе, патологической смене сексуальных партнёров. И даже принципиальное будущее было для нас определено. И всё вроде бы устраивало. За что и поплатились впоследствии. Но о чём никогда не жалели.
В двадцать лет, удалившись от родительской опеки – в одиночестве, я воспитывал в себе способность не удивляться окружающему меня безумию, охватившему страну в начале девяностых. Я пришёл к выводу, что настоящая действительность далека от идеала, если самовыражение постигается путём личного саморазрушения, приводящего в лучшем случае к смерти. Иных выводов то время родить и не могло. Поэтому жить было в принципе интересно.
Моя книга примитивна, даже если и скажу, что сам так не думаю.
Каждый пишет, как умеет. Поэтому приступим к повествованию, время то не бесконечно, оно тает, приоткрывая покров таинства.
