– Я буду приезжать каждый четверг, Кейт, – сказала Синтия.
После обеда, сопровождаемая Дэккумом, который оседлал одну из лошадей Робина, она отправилась домой, в Уинтерборн-Хайд.
Мистер Грегори прибыл туда утром и, застав полковника и его супругу в сильной тревоге, быстро их успокоил. Они с изумлением выслушали рассказ об измене Бэннета и были слегка обижены скрытностью Синтии.
– Она могла бы обо всем сообщить нам, – заметила миссис Норрис. – Но в наш неспокойный век молодые люди такие своевольные, что мы едва осмеливаемся спросить у них, куда они идут. – И она с тоской вздохнула о добрых старых временах, когда девушки были послушными и не скакали прочь среди ночи.
– Я знал, что с Синтией что-то происходит, – сказал полковник Норрис, который в действительности ни о чем не догадывался, но не желал выглядеть тупицей. – Только деликатность вынуждала меня молчать.
– А государственная необходимость вынуждала молчать вашу дочь, – промолвил мистер Грегори.
Слова «государственная необходимость» прозвучали весьма внушительно и, пользуясь произведенным ими впечатлением, мистер Грегори поспешно удалился. Он поскакал в Хилбери-Мелкум куда с большей радостью, чем в Уинтерборн-Хайд. Там, во всяком случае, не требовалось никакой дипломатии. Передав поводья конюху, Грегори направился в большой холл и громко потребовал видеть сэра Роберта Бэннета.
Дрожащий от волнения мистер Стаффорд, появившись в дверях, льстиво улыбнулся.
– Сэр Роберт примет вас в библиотеке, мистер Грегори, – сказал он.
Но Грегори не сдвинулся с места.
– Он примет меня здесь.
Мистер Стаффорд жестом отпустил лакея.
– Не понимаю, – начал он.
– Оставайтесь на месте и все поймете, – прервал его мистер Грегори.
Из библиотеки вышел сэр Роберт Бэннет. За ночь он не только сильно постарел, но, казалось, уменьшился в росте и объеме.
– Да? – нетвердым голосом осведомился он, в то время как за его спиной появилась мрачная физиономия Хамфри. – Чем могу служить вам, мистер Грегори?
– Ничем. Быть может, вам удастся послужить самому себе, но, видит Бог, вам придется для этого как следует потрудиться.
Хамфри Бэннет шагнул вперед, уперев руку в бок.
– Да неужели? – спросил он с презрительной усмешкой.
– Можете не сомневаться, – ответил мистер Грегори.
– Ну, и каким же образом, по-вашему, нам удастся послужить себе, мистер Грегори?
– Моля Господа денно и нощно, чтобы Робин Обри вернулся в Эбботс-Гэп таким же целым и невредимым, каким он его оставил, – заявил Грегори. – Ибо, если этого не произойдет, для всех вас было бы лучше и вовсе никогда не рождаться на свет.
С этими словами он нахлобучил шляпу и удалился, оставив на сей раз впечатление о себе как о весьма заметной личности.
Мистер Грегори из Лайма сильно ошибся в своих расчетах. Только в тот день, когда он сидел с Синтией в саду дома Робина, граф Джованни Фильяцци, закончив перевод итальянских кораблей к удовлетворению своего герцога и свободного города Генуи, отбыл из Лиссабона выполнять еще более трудное поручение – вести переговоры о предоставлении займа Филиппу банкирами Ломбардии.[141] Он пересек на пароме Тежу и заночевал в Сетубале, где некий итальянский дворянин, совершающий путешествие, попросил разрешения присоединиться к нему. Граф Фильяцци ехал в Сопровождении целой свиты дворян, пажей и слуг, а также с огромным количеством багажа, соответствующим важности его миссии. Робин сразу же затерялся в этой компании, а суета и затруднения с поисками помещения для такого множества людей не оставляли времени для приставаний к нему с вопросами, когда путешествие было прервано наступлением ночи.
Они ехали по красноватой почве, окружающий пейзаж оживляли зеленеющая молодая пшеница, оранжевые плоды на апельсиновых деревьях, рощи пробкового дуба и тени стволов гигантских эвкалиптов. Проезжая аккуратные деревеньки с белыми домиками, украшенными голубыми лентами, они останавливались перекусить и выпить бокал вина в трактирах – тускло освещенных и с низкими потолками. Но Робин почти не замечал красот природы и кипевшей вокруг жизни. Он путешествовал словно во сне, в котором надежда сменялась страхом. Ему казалось, что он поднимается по лестнице, абсолютно пустой и де имеющей конца, пробирается сквозь молчаливую толпу бродяг и нищих, вглядываясь в их лица, но не находя того, которое стремился увидеть. Лиссабон, Санта-Крус, с трудом волочащий ноги по коридору, ночь, когда он, измученный головокружением, вцепившись в решетку балкона, видел внизу, на расстоянии ста пятидесяти футов, волны, разбивающиеся о скалы, Непобедимая армада – все это ушло в прошлое, став нереальным, как образы сновидений. Если юноша иногда вспоминал об этих событиях, то лишь удивляясь, что они оставили столь незначительную страницу в книге его жизни.
