Погоня за максимальной прибылью неизменно руководила развитием капитализма. Именно она постепенно заменила принудительные производственные обязательства на столь же сильно навязываемую мотивацию к потреблению.
Начиная с XIX века производство товаров потребления и сырья являлось приоритетным сектором экономики и первоочередным источником дохода, но в 1950-х годах наметилась новая направленность, приведшая к ощутимому брожению умов и настроений.
Потребность в производстве сформировала рабочий класс, каторжный труд и нищенские зарплаты которого обеспечивали обогащение управленцев и буржуазии. Эти новые рабы отличались от крепостных Старого порядка лишь одной чертой: осознанием несправедливости судьбы, приговорившей их к бедности, в то время как они сами производили богатства нации. То есть они присвоили себе право бороться против лжи и буржуазного гнёта. Они считали себя двигателями исторической миссии, поскольку их освобождение повлекло бы за собой распад классового общества и заложило бы основы общественного равноправия.
Где они брали оружие? Из той же философии Просвещения, которая вооружила когда-то и буржуазию, а та, истребив тиранию Старого порядка, навязала обществу собственный деспотизм. Вышедшие из буржуазных кругов мыслители восстали против авторитарной и патриархальной власти, против этого достояния монархического и теократического режима, и вот пролетариат встретил ту же власть, но уже в светской форме: она покончила с Богом, однако оставалась, как и прежде, неистово деспотичной.
Иллюзия потребляемого благосостояния
Во второй половине XX века всемогущий сектор промышленного производства постепенно уступает место сфере потребления. Это новое направление было необходимо для сохранения капиталистического строя.
Восстание колонизированных народов фактически грозило лишить промышленные цивилизации сырьевого снабжения. Как можно было избежать подобного риска? Решение так называемой демократической Европы сводилось к тому, чтобы заменить эксплуатацию восставших колонизированных стран колонизацией рабочих масс – идея эта обладала несомненным преимуществом, поскольку для её осуществления не требовалось прибегать к силе.
Итак, пролетариев стран-колонизаторов пригласили на пир дураков, где они же и оказались дураками: их позвали на мировое застолье всеобщего потребления (в США к тому времени уже успешно экспериментировали с этой новой формой рабства). Эксплуатируемый народ привыкал каждый раз переодеваться в одежду потребителя, сняв синюю рабочую робу или белый воротничок.
Им понадобилось некоторое время, чтобы понять, что переходя от одного завода, подчинённого производственным обязательствам, к другому заводу, где привлекательность потребительских товаров побуждала их тратить зарплату, они подвергались двойной эксплуатации.
В действительности капиталисты выигрывали на обоих полях: с одной стороны, их доходы меньше страдали от забастовок и непрекращающихся протестов рабочих; с другой – доступ большего количества населения к товарам потребления, прежде предназначенным исключительно для буржуазии, обезоруживал пролетариат, тайно вынуждая его работать больше, дабы ещё больше потреблять. Его новое положение – которое давало ему иллюзию принадлежности к буржуазии – постепенно лишило его классового сознания и заставило позабыть самое имя своё, «пролетариат».
Меж тем, класс определяется через бытие, а не через обладание. Буржуазия в этом смысле – класс-полукровка, единственный, который стремится свести свое бытие к обладанию. Для аристократии бытие ограничивается правом рождения, смехотворной основой презренной тирании. Бытие пролетариата – это «долженствование бытия»; собираясь уничтожить все классы, начиная со своего собственного, он отождествляет себя с движением «бытия», упраздняющим превосходство «обладания».
Потребительство приравняло все ценности к рыночной цене
Переход от повышения производительности к потребительству вызвал настоящее землетрясение в мире, где правили до тех пор ограничения, полномочия, иерархия и преклонение перед религиозными и идеологическими ценностями.
