лишь прикрепленная к его шапке маленькая лампочка, он вверяет себя богу, а господь видит его
труд и охраняет его самого, его жену и детей».
Боринаж расположен, таким образом, южнее Лессина, где находятся каменоломни. Мне
очень хотелось бы поехать туда в качестве проповедника. Трехмесячный испытательный срок,
который ставят условием господа де Йонге и пастор Питерсен, уже почти прошел. Св. Павел,
прежде чем начать проповедовать, отправиться в апостольские скитания и по-настоящему
трудиться среди язычников, провел три года в Аравии. Если бы я тоже имел возможность года
три спокойно поработать в подобной местности, все время учась и наблюдая, я бы, конечно,
вернулся и мог бы сказать нечто такое, что действительно ценно, что стоит послушать; говорю
это со всей скромностью, но тем не менее уверенно.
Если бог захочет этого и сохранит мне жизнь, я приблизительно к тридцати годам смогу
начать работу с надлежащей подготовкой и опытом: тогда я стану большим мастером своего
дела и более созрею для него, чем сейчас.
Я повторяю тебе это еще раз, хотя мы об этом уже говорили. В Боринаже довольно
много маленьких протестантских общин, равно как, разумеется, и школ. Ах, если бы мне дали
там хоть какое-нибудь местечко, чтобы я мог работать так, как мы с тобой мечтали, и
проповедовать Евангелие беднякам, то есть тем, кто в нем нуждается и для кого оно особенно
близко, а все свободное в течение недели время посвящать учению!
Ты, конечно, бывал в Сен-Жиле? Я тоже однажды совершил поездку в эти края, на
Старую заставу. Там, где берет начало дорога на Мон Сен-Жан, есть еще один холм –
Альсемберг. С него можно увидеть весь город, а справа от него находится сенжильское
кладбище, все в кедрах и плюще.
Идя дальше, попадаешь в Форе. Местность эта очень живописна, на склонах холмов
стоят старые дома, похожие на хижины среди дюн, которые так хорошо писал Босбоом. Там
можно наблюдать всевозможные полевые работы: сев, копку картофеля, мойку репы, причем
все это, даже сбор хвороста, живописно и во многом напоминает Монмартр.
Есть здесь старые поросшие плющом или диким виноградом дома и красивые трактиры;
среди зданий, которые бросились мне в глаза, отмечу, в частности, дом одного горчичного
фабриканта по фамилии Веркистен. Его владение – настоящая картина в духе Тейса Мариса.
Там и сям виднеются небольшие каменоломни, к которым ведут осевшие дороги с глубокими
колеями, бредут маленькие белые лошадки с красными помпонами на голове и возчики в синих
блузах; хватает там и пастухов, пасущих овец, и женщин, одетых в черные платья и белые
чепцы и напоминающих женщин де Гру.
Здесь есть места, – благодарение богу, они встречаются повсюду! – где чувствуешь
себя как-то особенно дома, где испытываешь странное, давно знакомое ощущение, похожее на
тоску по родине, ощущение, в котором есть нечто горькое и грустное, но которое укрепляет
душу и – неизвестно, как и почему – пробуждает в нас новые силы и охоту к работе. В тот
день я ушел еще дальше, за Форе, и свернул на боковую дорогу, ведущую к старой заросшей
плющом церкви. Я обнаружил там множество лип, которые переплелись друг с другом еще
больше и были, так сказать, еще более готическими, чем те, что мы видели в парке; а со
стороны осевшей дороги, идущей к кладбищу, виднелись искривленные стволы и корни
деревьев, не менее причудливые, чем те, что награвировал Альбрехт Дюрер в «Рыцаре, смерти и
дьяволе».
Видел ли ты когда-нибудь картину Карло Дольчи «Гефсиманский сад» или, вернее,
фотографию с нее? Я видел ее недавно – в ней есть что-то от Рембрандта. Ты, конечно, хорошо
знаешь большую грубоватую гравюру с Рембрандта на ту же тему, пандан к «Чтению Библии» с
двумя женщинами и колыбелью. Когда ты сказал мне, что видел картину папаши Коро на тот
же сюжет, я снова ее припомнил. Я видел ее на выставке робот этого художника вскоре после
его смерти, и она глубоко взволновала меня.
Как много в искусстве прекрасного! Кто помнит все, что видел, тот никогда не останется
без пищи для размышлений, никогда не будет по-настоящему одинок.
a Dieu, 1 Teo! Мысленно жму тебе руку, от всего сердца желаю тебе всего хорошего и
