12. (1) Быть может, ты, полководец, прочитав мое письмо, захочешь узнать, каково, по моему мнению, должно быть число сенаторов и как между ними разделить многочисленные и разные обязанности; а кроме того, поскольку я считаю нужным вверить правосудие всем гражданам первого разряда, — как станут распределяться дела и сколько судей будет в каждом суде[34]. (2) Определить все это в деталях мне было бы нетрудно, но я счел нужным сперва изложить свой план в целом и доказать тебе его правильность. Если ты решишь пойти по этому пути, остальное будет очевидно. (3) Я сам хочу, чтобы мой совет был разумен и наиболее полезен. Ведь всюду, где тебе будет сопутствовать успех, и меня молва прославит. (4) Но самое мое сильное желание — любым способом и как можно скорее помочь государству. (5) Свобода мне дороже славы, и я настоятельно прошу тебя, прославленного полководца, покорителя галльских племен[35], не допускай, чтобы величайшая и непобедимая держава римского народа приходила в упадок от дряхлости и распадалась из-за внутренних раздоров. (6) Случись это, ни ночью, ни днем ты, конечно, не будешь знать покоя и, измученный бессонницей, будешь носиться как бешеный и безумный, охваченный сумасшествием. (7) Я твердо убежден в том, что жизнь всех смертных — на виду у божества, которое оценивает любой поступок, и хороший, и дурной, но по велению природы хорошие и дурные люди получают разное воздаяние. (8) Если же это иногда происходит с опозданием, то голос совести позволяет все же каждому надеяться.
13. (1) Если бы отечество и твои предки могли говорить с тобой, они, разумеется, сказали бы тебе: «О Цезарь, мы, храбрейшие мужи, породили тебя в лучшем из городов, чтобы ты был оплотом и украшением для нас, а врагам внушал ужас; (2) то, что нам досталось ценой многих трудов и опасностей, мы при твоем появлении на свет передали тебе одновременно с жизнью: величайшее на земле отечество, самые прославленные в отечестве дом и ветвь рода, кроме того, прекрасные качества, честно приобретенное богатство — словом, все украшения мирного и все награды военного времени; (3) за эти величайшие милости мы не требуем от тебя ни низкого или дурного поступка, а восстановления уничтоженной свободы. (4) Когда это свершится, молва о твоей доблести, конечно, будет порхать на устах у всех народов[36]. (5) Ибо в наше время, хотя ты в Италии и в походах совершил выдающиеся подвиги, все же слава твоя равна славе многих храбрых мужей; но если ты спасешь Город с его славным именем и величайшим могуществом от уже близкого падения, то кто на земле будет более знаменит, более велик, чем ты? (6) Ибо, если теперь из-за болезни[37] или по велению рока державу нашу постигнет несчастье, кто усомнится в том, что весь мир будут ожидать опустошения, войны, резня? Итак, если у тебя появится желание послужить родине и предкам, то ты, восстановив государственный строй, впоследствии славой своей превзойдешь всех людей и тебя посмертно будут восхвалять больше, чем при жизни. (7) Ведь смертных при жизни часто преследует Фортуна, часто — ненависть; как только их жизнь склонится перед законом природы, то, когда умолкнут хулители[38], доблесть сама возвышает себя все больше и больше».
(8) Я изложил в своем письме возможно короче все, что признал самым полезным и что, по моему убеждению, тебе пригодится. Теперь заклинаю бессмертных богов: пусть все, что ты совершишь, принесет благо тебе и государству.
(лето 46 г.)
1. (1) Когда-то твердо верили в то, что Фортуна дарует царства и державы, как и многое другое, чего люди сильно желают, поскольку все это, с одной стороны, нередко доставалось тем, кто того не заслуживал, как бы по прихоти судьбы, а с другой стороны, ни у кого не оставалось в целости и сохранности. (2) Жизнь, однако, доказала справедливость изречений Аппия:[39] каждый — кузнец своего счастья. Более всего это верно в отношении тебя, который настолько превзошел других, что люди, прославляя твои действия, уставали раньше, чем ты, хвалы достойное совершая. (3) Впрочем, как созданное трудом, так и достигнутое доблестью следует оберегать возможно тщательнее, дабы оно из-за небрежения не испортилось и не рухнуло, обветшав. (4) Никто ведь не уступает другому своей верховной власти добровольно, и того, кто более могуществен, как бы ни был он добр и милосерден
