Через пару часов на другой стороне лужайки я вижу служащего парка. Он ходит с большим мусорным мешком, собирает с травы пакеты и пивные банки. Я иду в дальний конец сада и нахожу рядом с туалетами куст, здесь я могу залечь. Есть что-то очень уютное в том, чтобы лежать под зассанным кустом посреди города и спиной чувствовать мягкую землю и сырость, пробирающуюся под пиджак. Встает Луна, посылая свой свет сквозь листву. Я долго не могу уснуть: трудно без таблеток.
Просыпаюсь от звуков голосов где-то рядом. Пробираюсь сквозь ветки и листья. Парк снова принадлежит счастливым людям. Пары с корзинками для пикника, клетчатые подстилки. Девушки топлес, лежащие сиськами книзу, пока подруги мажут им спины кремом от солнца.
Медленно, делая небольшие паузы, я выхожу из парка. Ноги болят еще больше, чем вчера. Но если я собираюсь что-то предпринять, делать это надо прямо сейчас.
Когда я дохожу до площади Трианглен, ноги перестают меня слушаться. Они знают, он в квартире. Знают, что он скажет. Я сажусь на скамейку, прикрываю глаза и пытаюсь абстрагироваться от шума машин, от людей, нетерпеливо ждущих автобуса, от людей, на другой стороне улицы, сидящих за круглыми столиками летнего кафе, пьющих бочковое пиво, едящих сэндвичи, которые наверняка получше тех треугольных тостов с яичным салатом, что нам давали в больнице. Я пытаюсь хоть немного успокоиться. Перебираю немногочисленные варианты. Я могу поехать к матери. Полиция наверняка уже была у нее. Скорее всего, мне удастся выманить у нее пару купюр, прежде чем она позвонит в полицию и расскажет обо мне, конечно исключительно ради моего блага. Позвонит с кухни, пока я сижу в гостиной в ожидании чая. Я запросто успею ускользнуть с деньгами на билет. Но у меня нет желания говорить с мамой, не теперь и не так коротко. А то раскисну, как маленький ребенок, который начинает плакать, только когда мать увидит царапину на коленке.
Бам, бам, бам. Громкий звук рядом со мной. Я открываю глаза. Перед дверью в туалет, находящийся в этом странном круглом строении на Трианглен, стоит молодой человек. Панически дергает дверную ручку, затем снова стучит в дверь. Пинает ее.
Я встаю, подхожу к нему, кладу руку на плечо. Он поворачивается, сначала выглядит так, словно собирается ударить, затем узнает меня:
— Привет, Янус, эта чертова дыра закрыта.
Мне не надо спрашивать, что он делает, ясно, что ищет место, где сможет вмазаться.
— Чертова дыра. Черт, черт, чертова дыра.
— Я живу здесь недалеко. Пойдешь со мной?
Может, я спрашиваю просто потому, что я хороший человек, хочу помочь старому товарищу в трудную минуту. Но правда заключается в том, что я кого угодно готов привести в дом, только бы не слышать старика. Если бы здесь сам Гитлер стоял, в лаковых сапогах и портупее, я бы и ему сделал чашечку мокко, и поддакивал бы ему, говорил бы, что не все идет так, как запланировано, и — о да, это верно, люди скоры на расправу.
Он спешит, бесполезно просить его сбавить темп, я представляю, как ему плохо, пробую поспевать за ним, как могу. Он отрывисто, сквозь зубы описывает ситуацию. Что Вестебро наводнен полицией, что у них сегодня облава и он не смог найти ни одного продавца. А если бы ему и удалось что-то найти, полиция бы наверняка отняла у него это что-то. А ему не по кайфу попасться им в лапы. И тогда он вспомнил про одного парня, который недалеко живет, не очень хорошего знакомого, но кое-что у него было, и он взял с него за это больше, чем достаточно, но разве поторгуешься, когда тебя всего трясет.
Я быстро отпираю дверь в подъезд, он скачет по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Открываю дверь в квартиру, и еще до того, как вынимаю ключ из замка, он уже стоит в гостиной. Когда я приближаюсь, он весь ходуном ходит.
— Я могу уйти в туалет.
— Как хочешь.
Он садится на кожаный диван, вынимает снаряжение из внутреннего кармана. Качает руку, туго перетягивает жгутом. Не хочу на него глазеть, но не могу остановиться. Как будто смотришь на искусного хирурга или на пианиста мирового уровня. Руки точно знают, что делать, никаких лишних движений. Наркотик располагается на согнутой ложке. Нагревается зажигалкой, пузырится. Он забирает его шприцем через кусочек ваты. Пару раз щелкает по шприцу, находит хорошую вену, место на руке, где темных пятен поменьше. Набирает шприцем кровь, а затем вводит содержимое в руку.
