— То, что я увидел, было страшно: каюта, полная трупов, которые шевелились, движимые водяным вихрем, образовавшимся при открывании двери. Прямо передо мной под столом лежала женщина с поднятой головой и устремленным ко мне как бы с мольбой о помощи лицом. Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами. Иные, вцепившиеся в агонии в привинченные к палубе стулья, и после смерти не ослабили своей хватки и выглядели дико и жутко. Но самый ужасный мертвец, прижатый к подволоку, плавал прямо у меня над головой, едва не касаясь моего лица холодными пальцами. Женщина с прижатым к груди маленьким ребенком и двое мужчин, один в военном мундире, другой в индийской одежде, медленно, в такт колебаниям воды, покачивались посреди каюты с повисшими как плети руками и ногами, с поникшими головами, оборотясь ко мне своими раздувшимися лицами и глядя на меня сверху вниз выпученными глазами.
Больше я ничего не видел. У меня помутилось в голове, я помню только, как с придавшим мне силы отчаянием рванулся назад к двери, поднялся по трапу и яростно заработал руками и ногами, стремясь наверх, к свету, к воздуху.
Почти без сил, принятый поначалу людьми в боте за второго утопленника, я был выловлен ими из воды. Потребовалось немало времени, чтобы я полностью пришел в себя и решился снова спуститься на судно, к перепугавшей меня компании.
Во второй раз я хоть знал, по крайней мере, что меня ожидает, и когда покойники пытались коснуться меня распухшими конечностями, я, дрожа от страха, увертывался от них и искал золото. Для этого мне пришлось взломать ящик, стоявший в главной каюте. Инструмент у меня с собой был, но находиться там так долго, как требовалось, я не мог, и вернулся, чтобы отдышаться, на этот раз в водолазный колокол. Семь раз я проникал таким способом в каюту и наполнил, наконец, мешок, который по моему сигналу был поднят на бот, и потонувшие сокровища снова осветило солнце.
В восьмой раз, отдохнув несколько часов на боте и вдоволь надышавшись свежим воздухом, я снова спустился туда, чтобы взломать капитанский секретер, в котором должна была находиться изрядная сумма денег в испанских долларах. Снова я вошел в это, ставшее уже привычным, мрачное помещение. Между диваном и дверью капитанской каюты был зажат стул, и я его выдернул. Сделал я это быстро и, не оглядываясь, двинулся дальше, как вдруг лежавшая до этого на диване женщина, чье платье было, видимо, прищемлено этим стулом, взметнула вверх руки. Я в ужасе повернулся к ней: она приподнялась и, в упор глядя мне в лицо остекленевшими глазами и простирая руки, будто хотела схватить нарушителя вечного покоя, внезапно ринулась ко мне.
Для человеческих нервов это было слишком. У меня кровь застыла в жилах. Бросив в ужасе груз, который держал в руке, я ринулся к двери. Однако став более легким, я тут же был вытеснен водой к подволоку, между прижатых к нему трупов. Я в отчаянии отпихивался от мертвых, раздувшихся тел, которые медленно разворачивались и, казалось, так и норовили ухватить меня. Я чувствовал, что мне недостает воздуха, мысленно уже видел себя погибшим, мертвым среди этих страшных утопленников, сотоварищем их ужасного клана. Однако это же отчаяние подтянуло мои нервы: с большим трудом я сумел все же погрузиться поглубже и добрался наконец до двери.
Я спасся, но никакие силы на свете, никакие виды на золотые сокровища не могли бы соблазнить снова спуститься на это ужасное судно. Англичане предлагали мне половину серебра, которое я там обнаружил, они обещали мне…
— Что это было? — прервал рассказ квартирмейстер, вскакивая со стула.
— Похоже, рея скрипнула, — сказал Боллард, тоже поднимаясь на ноги. — И качка стала сильнее…
— Добавили парусов, — спокойно сказал Мур, снова наполняя стаканы. — Надеюсь, джентльмены, никто из вас не страдает морской болезнью?
Ничего не ответив, Боллард в два прыжка был уже на последней ступеньке трапа и, не тронутый никем из стоявших там малайцев, увидел к своему ужасу, что джонка с раздутым от ветра большим циновочным парусом скользит в стремительном беге по слегка завивающимся в барашки волнам.
