Пираты, каперы, корсары - страница 24

Она молитвенно сложила ладони, а Бловерпул снял шапку. Надвигался вечер. Алая заря разлилась над морем, корабли мирно тянулись друг за другом, купаясь в золоте заката, с сияющими пурпуром парусами, пока не скрылись в ночи.

8 мая 1778 года “Охотник” со своим призом бросили якоря в Бресте. Имя Пола Джонса полетело по всей Европе, он стал подлинным героем своего времени.

Хлынул проливной дождь, никакой плащ не продержался бы против него более минуты. Одна надежда — спасительный кров; все живое давно попряталось под крыши. Лишь один остался в открытом поле. Промокший до нитки, он отважно шагал по дороге, ведущей через виноградники и оливковые рощи к городку Боссе. Пропитанная дождем легкая, летняя одежда плотно, словно кожа, облегала его стройную, крепкую фигуру, но это, казалось, ни в малой степени не смущало одинокого путника. Его моложавое лицо то и дело расплывалось в довольной улыбке, а пружинистая походка была ни дать, ни взять, как у праздного гуляки, которому вовсе незачем куда-то торопиться.

На самой окраине городка, у дороги, стоял небольшой дом, Над дверью его красовалась вывеска с полустертыми буквами: “Кабаре дю руссийон”[5]. Не обращая внимания на дождь, путник не спеша подошел к дому, сдвинул шапку на затылок и, подбоченившись, внимательно стал разглядывать надпись.

— Кабаре дю руссийон, ишь ты! — воскликнул он. — Зайти, что ли, может там и в самом деле подают настоящий руссийон? Да нет, больно уж домишко-то неказистый. Пойду-ка я лучше дальше, мокрее все равно не буду. Вода — чудесный дар небес, только бы вино ею не разбавляли. Итак, решено, рулю дальше, и якорь бросаю не раньше, чем на рыночной площади.

Не успел он, однако, повернуться, чтобы продолжить свой путь, как дверь отворилась, и на пороге показался человек, в котором сразу можно было угадать хозяина.

— Дорогой мой, куда же это вы? — прогудел из-под сизого носа сиплый, пропитой голос. — Хотите захлебнуться в этом ливне?

— Ничуть, — ответил путник. — Непогода меня не одолеет, разве что ливень из ваших бочек…

— Тогда заходите скорее, потому как, похоже, у нас одинаковые вкусы, а я не из тех, кто травит добрых граждан дрянным вином.

— Ну что ж, поверю вам на слово и лягу в дрейф на пяток минут. О-ля-ля, новый парень на борту!

Последние слова он произнес, уже вступив в помещение и отряхиваясь, словно мокрый пудель. Хозяин услужливо придвинул ему стул, и он уселся в ожидании обещанного вина.

Маленький зал выглядел в высшей степени воинственно. Он был битком набит солдатами Конвента. Не считая последнего гостя и самого хозяина, там был один-единственный штатский — миссионер ордена Святого Духа. Священник тихонько сидел в уголке и, казалось, целиком ушел в свои думы, не замечая окружающих. Маленький и скромный, был он, видимо, наделен недюжинным мужеством: появиться в сутане среди дикой солдатни — для этого требовалась отвага. Во Франции в те дни все духовные ордена были уже упразднены, и от всех лиц духовного звания требовали принесения гражданской присяги на верность республике. С теми, кто эту присягу отвергал, обходились как с мятежниками. Несколько дней спустя после начала нашего повествования, 6 октября 1793 года, было отменено прежнее летоисчисление; 10 ноября Национальное собрание ввело Службу Разума; 7 мая 1794 года Конвент постановил, что никакого бога нет, а 24 мая распорядился, чтобы ни один гражданин не смел больше верить в бессмертие души. Не приходилось сомневаться, что храбрость маленького миссионера в подобных обстоятельствах в любую минуту могла обернуться для него крупными неприятностями.