Поплутав еще несколько минут, выехал на тропу и через метров пятьсот увидел старое здание, огороженное высоким, но таким же обветшалым забором. Вышел из машины, вдыхая чистый воздух и прислушиваясь — тихо, как на кладбище. Да уж, веселая ассоциация… Постучал в ворота, и через несколько минут услышал, как кто-то приближается. Мужчина лет шестидесяти осмотрел меня с ног до головы и удивленно спросил:
— А вам кого, юноша?
— Мне главврач нужен, или кто тут у вас заведует…
— Иннокентий Викторович? Его нет сейчас, но он скоро должен быть. С транспортом у нас тут туго, автобус раз в три часа едет. А вы проведать кого, али как? У нас тут гости — большая редкость… — и вздохнул как-то очень тяжело.
— А пациентов много? — почувствовав, что старик явно соскучился по общению, я решил разузнать как можно больше.
— Да так…
Я вдруг заметил женщину, сидящую на лавочке. Голова платком покрыта, из-под него выбилось несколько светлых прядей, посеребренных сединой. Странно, лицо достаточно молодое, а уже седая. Она держала в руках какой-то сверток и раскачивалась из стороны в сторону.
— Эх-х-х, опять Галина Сашеньке колыбельную поет…
— Какому Сашеньке? — я посмотрел на старика, словно на сумасшедшего. А может, он тоже один из пациентов и рассказывает мне басни?
— Сашеньке, ребенку своему… Она у нас больше десяти лет уже. Тихая, спокойная, никому слова плохого не скажет. Ее привезли к нам на лечение, а как курс закончился, так Иннокентий Викторович пожалел — оставил здесь. Она тут убирает, да в столовке помогает с готовкой. Говорит, ребенка у нее забрали… Сашеньку.
Я сам не заметил, как напрягся. Внутри словно кольнуло что-то — сердце даже быстрее застучало. Пока сходится все. Ребенок, и временной промежуток. Черт, неужели нашел?
— А поговорить с ней можно?
— Можно, конечно. Только… — Старик замялся, но потом продолжил, — виду не подавайте, что это кукла в пеленке. Она потом плакать будет, долго будет плакать…
Все происходящее походило на какой-то гребаный театр абсурда. Женщина с куклой вместо ребенка, и все делают вид, что верят ей. Черти что. Они их тут лечат или наоборот — еще больше с ума сводят? Хотя мне плевать, передо мной другая задача сейчас стояла. Надо сыграть такого же психа — сыграю и глазом не моргну.
Я подошел к лавочке и присел рядом. Черт, знал бы — игрушку бы купил, для Сашеньки. Бл… хрень какая-то. Так, Изгой, подключай давай… обаяние, или как там его? Самому над собой поржать захотелось — шрам в пол-лица, нос неправильно сросся после очередного перелома в потасовке, обаяние так и прет.
— Здравствуйте, Галина… Какой у вас, кхм, красивый малыш… — смотрю на синие немигающие глаза куклы и чувствую себя последним идиотом.
Она все время молчала, даже не заметила, как я подошел к ней, но как мои слова услышала, словно ожила.
— Да, это же Сашенька… моя доченька. Знаете, она сегодня впервые сказала слово "мама"…
— Поздравляю… И глаза какие красивые, как небо голубые…
Она вдруг в лице поменялась и куклу отшвырнула, начав рыдать, и бросилась на меня с кулаками.
— Это не Сашенька… куда вы дели мою девочку?? Куда? Это не мой ребенок. Не мой. У Сашеньки глазки карие, и родинка за левым ушком… Это не моя… не моя…
Она молотила меня кулаками, на ее визг прибежал старик, а остальные пациенты повыглядывали из окон. Они испугались, и через пару минут там началась настоящая паника. Больные носились по своим комнатам, хватаясь за головы, кто-то прыгал на кровати, другие — так же, как и Галина, рыдали, третьи бились о двери и стены. Весь этот балаган пришлось "разогнать" двоим шкафоподобным санитарам и медсестре, которая уколола им какое-то успокоительное. Бл… Только этого не хватало.
— Уезжайте, уезжайте, я никогда ее такой не видел… Что вы ей сказали… Господи милостивый, да что же это такое? — обеспокоенный старик размахивал руками, хватаясь то за голову, то за грудь.
Твою ж мать, откинется еще тут, к чертовой матери. Надо валить.
Галина все это время продолжала выкрикивать ругательства и проклятия в мой адрес, дрожа в истерике…
— Верните мне ее… верните… У нее вот тут, — схватила себя за безымянный палец правой руки, шрамик есть. Она блюдце разбила и порезалась, а я недосмотрела… Верните… где же ты, моя девочка-а-а…
