А н а с т а с и я. Мы познакомились, когда я была уже второй раз замужем, а его, совсем юношу, привез из школы летчиков полковник… Воображаю, как он сегодня горд. Почему полковник не едет? Здесь жарко, как в кочегарке… Как я плакала, когда его привезли с отмороженными ногами. Все думали, что он пролежит не меньше двух месяцев. А не прошло и двух недель, как его уже выписывают из госпиталя. Доктор сказал, что веселые люди быстрее выздоравливают. Его обожают в госпитале. Он за две недели рассказал больным столько историй, что палата превратилась в комнату смеха. Главврач все время забегал к ним и кричал: «Прекратите этот мюзик-холл!» А они хохотали еще громче, и из соседних палат приползали раненые и все няньки и не хотели оттуда уходить. Даже не верится, что главный заводила и насмешник мог сказать доктору: «Если я не смогу теперь летать, я застрелюсь». И он бы застрелился… я знаю Егорушкина!
С а ш е н ь к а. А что теперь говорит доктор? Он сможет летать?
А н а с т а с и я. Доктор еще сам не знает. Когда ему делали операцию, он не вскрикнул, не пожаловался. А пока врачи готовились, все рассказывал сестре, как гипнотизировал змей в Африке…
Автомобильный гудок. Стук в дверь. Входит п о л к о в н и к Х о м я к. Он маленького роста, с бритой головой, немного сумрачный. Ему за сорок.
Полковник, как мы вас долго ждем! (Смотрит на его руки, но в них нет ни свертка, ни портфеля.)
П о л к о в н и к. Прошу прощения. Задержали. Машина в вашем распоряжении.
А н а с т а с и я. Вы, конечно, с нами?
П о л к о в н и к. Прошу прощения, нет. Я здесь подожду. Сюда должен ко мне прийти один человек.
А н а с т а с и я (многозначительно). Ага, понимаю.
П о л к о в н и к (смотрит на Сашеньку). Вы тоже едете?
С а ш е н ь к а. Еду!
П о л к о в н и к. Я вас здесь подожду.
А н а с т а с и я. Только не пейте здесь без нас, обещаете?
П о л к о в н и к (улыбнулся). Обещаю.
А н а с т а с и я. Поехали, Сашенька, поехали! Вам дать газету?
П о л к о в н и к. Благодарю, я уже читал.
А н а с т а с и я (тихо, Сашеньке). Делает вид, что ему это неинтересно. Вот хитрец!
С а ш е н ь к а. А Лермонтов придет?
П о л к о в н и к. Кто?
С а ш е н ь к а. Ведеркин Павел. Автор.
П о л к о в н и к. Он сейчас в полете. Позднее придет.
А н а с т а с и я. Побежали! Скорее! Адью! Не скучайте без нас, полковник!..
Ж е н щ и н ы с шумом уходят. Хлопает дверь. Отлетает кусок штукатурки с потолка. Полковник смотрит на потолок, затем снимает шинель, берет папиросу, хочет прикурить, хлопает себя по карманам, вспоминает что-то, прикуривает от печки. Достает из кармана большую карту, расстилает ее на столе и углубляется в изучение. Распахнув дверь костылем, входит Е г о р у ш к и н. Ему тридцать два года. Он совсем не так высок и плечист, как говорила Сашенька. Он среднего роста. У него маленькие белые руки и застенчивое, немного девичье лицо. Егорушкин вытирает ноги в валенках и останавливается при виде полковника. Полковник подходит к нему и молча его целует. Затем помогает ему раздеться и ведет к креслу у печки. Они оба взволнованы встречей и, как подобает мужчинам, стараются об этом не говорить.
Е г о р у ш к и н. Инвалид Отечественной войны пришел!
П о л к о в н и к. А ты разве не встретил жену и Сашеньку? Они за тобой в госпиталь поехали.
Е г о р у ш к и н. Какого черта! Я оделся еще в восемь утра, все в окно смотрю, жду их. Мне в этой тюрьме каждая лишняя минута хуже болезни… Ждал-ждал, а потом пошел к главврачу, сказал, что машина приехала, выписывайте. Да и пошел потихоньку пешочком. Хорошо, снег падает… Виды богатые кругом. Домов как-то больше стало. Из одного дома по два, по три наделали. Через дома другие улицы видны, через стены квартиры открыты. Свой дом еле разыскал. Интересные картинки. Постарался, сволочь, пока я в госпитале лежал.
П о л к о в н и к. Теперь тебе, верно, другую квартиру дадут.
Е г о р у ш к и н. А зачем? Я здесь теперь вроде воронки. В одно место два раза не попадет… А я-то каков, полковник! Из самого госпиталя домой пешком пришел. Ничего, почти не отдыхал. Еще два раза собаки нападали, я их костылем… Очень удобно.
