. Ты что же, злодей, смотришь! Равнодушный!.. Убийство, караул!.. (Плачет.) Не смей смеяться.
С е р г е е в. Смеются от неожиданной радости. А тут никакой неожиданности и никакой радости. Знал, что этим кончится.
С а ш е н ь к а. Пророк!
С е р г е е в. Да. Я пророк. (Залезает на подоконник, становится рядом с Сашенькой, берет топор, доски и гвозди.) Давай-ка! (Прибивает.)
С а ш е н ь к а. Сейчас потолок рухнет.
Сергеев прибивает.
Или отвалится стена.
Сергеев прибивает.
И мы будем жить под открытым небом.
Сергеев напевает.
Я не понимаю таких людей. Мы живем в единственной, чудом уцелевшей во всем доме комнате, кругом неизвестно что… А он поет и ломает квартиру. От таких ударов, а вернее всего, от такого пения сейчас все рухнет.
Сергеев поет и прибивает доски.
С твоей бы силой на фронт, танки из грязи вытаскивать…
Сергеев мотает головой.
Что, не пойдешь на фронт? Ты герой тыла?
С е р г е е в (прибивая последнюю доску и вынимая изо рта последний гвоздь). Да, я герой тыла. (Заключительный удар, от которого трясется комната.) Эх!
В комнате стало сразу темно.
Теперь до конца войны здесь не будет дневного света. Двадцатое ноября тысяча девятьсот сорок один. Мурманск. До востребования. (Зажигает карманный фонарик, соскакивает на пол.) Где у вас тут световая точка?
С а ш е н ь к а. На столе.
Сергеев включает настольную лампу.
Теперь здесь будет всегда вечер.
С е р г е е в. А сверх досок мы прибьем фанеру. (Берет в углу лист фанеры.)
С а ш е н ь к а. Теперь утром мы не увидим больше неба, облаков, флага на межрейсовой гостинице.
С е р г е е в. Я нарисую все на фанере, хочешь? (Прибивает фанеру.) Улица, прекрасная улица, и стройные дома, и палисадники перед ними, и каштаны, и клумба… Высокая арка, за которой лепной фонтан, широкие подъезды, дети играют и голубое с белыми облачками небо…. И всегда в этой комнате будет лето и весело. Хочешь?
С а ш е н ь к а. Ты художник?
С е р г е е в. Да, я художник. Я прекрасный художник. Надо написать книгу о том, каким мог бы стать художником человек, у которого не было времени. Великая книга!
С а ш е н ь к а. Ты писатель?
С е р г е е в. Да, я писатель. У меня недюжинный талант. Между прочим, у вас дымит печка. Неправильно выведена труба.
С а ш е н ь к а. Ты печник?
С е р г е е в (смеется). Да, я печник.
С а ш е н ь к а. А что ты делаешь на заводе?
С е р г е е в. Я инженер.
С а ш е н ь к а. Если я через пять минут услышу, что ты югославский король Петр Второй, я ни капли не удивлюсь. Как называется твой завод?
С е р г е е в. Энский.
С а ш е н ь к а. А как тебе туда звонить?
С е р г е е в. Там нет телефонов. Я сам приду к тебе.
С а ш е н ь к а. И опять пропадешь на месяц?
С е р г е е в. Нет, приду раньше. И тогда разрисую фанеру.
С а ш е н ь к а. Сними меня с окна.
С е р г е е в (берет ее на руки, она прижимается к чему). А куда поставить?
С а ш е н ь к а. На комод.
С е р г е е в (опускает ее на пол). Я приду дней через пятнадцать. Или двадцать. Но если я не приду через двадцать пять дней, я приду через тридцать. Так и знай. Не ходи, не разыскивай меня, ни у кого не спрашивай, дожидайся, и все.
С а ш е н ь к а. Я не верю, чтоб у человека была такая работа. И что он мог бы так редко приходить. Я забыла на окне топор.
С е р г е е в (подает ей). Вот!
С а ш е н ь к а. Я думала, ты опять возьмешь меня на руки и отнесешь к топору… Ты не должен уходить. Подожди папу.
С е р г е е в. Я очень хочу с ним познакомиться. Но уже поздно. У тебя есть его карточка?
С а ш е н ь к а. Нет, он не любит фотографироваться. Ты заметил, что сегодня в газете нет его фотографии? Из редакции двадцать раз приходили, но у нас нет.
С е р г е е в. Какой он, Егорушкин? Прославленный летчик-истребитель…
С а ш е н ь к а. Высокий. Как ты. Может быть, еще выше. Блондин. Широкий, плечистый.
С е р г е е в. Как я?
С а ш е н ь к а. Куда тебе! Когда он смеется или рассказывает что-нибудь смешное, все умирают от смеха. Он знает миллион разных историй.
С е р г е е в. Одной истории он все-таки не знает.
С а ш е н ь к а. Он убьет тебя, если узнает. Он очень смелый…
С е р г е е в. Я тоже смелый.
С а ш е н ь к а. Ты читал сегодня газету?
