— Джек, это я сама заказала, но знаешь, чего мне хочется? Поесть. Я не обедала и просто умираю с голоду.
Он разрешил ей заказывать, что она хочет. Иветта, подозвав-официанта, попросила принести суп, жареный рис и половину жареного цыпленка.
— Ты славный парень, Джек, — сказала она, придвинувшись к нему со стулом и положив голову ему на плечо. — И ты не пожалеешь. Тебе со мной понравится. Давай, делай что хочешь.
Не зная, что делать, он начал поглаживать ее. Она теснее прижалась к нему и тут же заснула. Джек сидел не шевелясь, одной рукой обнимая спавшую на его груди девушку, пока не принесли заказ.
— Я уснула? О Джек, мне так стыдно! Но я действительно устала. Сегодня ночью тоже не спала, а днем была на а-го-го во время встречи каких-то очень важных бизнесменов. Но оставаться там и пообедать не могла, потому что мне надо было успеть сюда на представление. Ух ты, суп такой вкусный — и горячий! Джек, бери пока цыпленка.
— Не могу. Только что с мериенды. Объелся у Мансано. Ты знаешь эту семью?
— Если ты имеешь в виду сенатора Алекса Мансано, — небрежно сказала она, — то я спала с ним.
Он смотрел, как жадно она ела. Она действительно была похожа на фотографии Нениты Куген, которые он видел.
— У тебя всегда черные волосы?
— Да нет. В кино меня иногда просят обесцветить их, чтобы стать блондинкой, особенно в шпионских фильмах — я играю шпионок. Но мама говорит, когда я была ребенком, у меня волосы были светло-каштановыми.
— Твой отец американец?
— Дед, отец мамы. По-настоящему меня зовут Эва, я и снимаюсь под этим именем. А имя Иветта ненавижу. Но мама говорит, что оно классное, и раз мне суждено быть тем, что я есть, то уж лучше с шиком. Другие танцовщицы а-го-го — они всегда меня шпыняют — говорят, что я сига[53], много воображаю о себе. Они просто мне завидуют. Видят, что я действительно класс, не замарашка вроде них, не выскочка. А ты как думаешь?
— Я думаю, Иветта — это всегда высокий класс.
— Ты смеешься надо мной. Но ты парень в порядке. Что делаешь в Маниле?
— Главным образом укорачиваю себе жизнь.
— О-о, так ты тоже употребляешь? Тогда мы составим хорошую пару. А как я плакала в прошлом месяце, когда этот продюсер, важный такой, пришел ко мне домой, потому что я понравилась ему — у меня в последнем фильме маленькая роль, — а я в это время как раз была под парами, дуро́г на дуро́г[54], и он даже перепугался, хотя мама вовсю пыталась убедить его, что у меня просто месячные. Это был мой великий шанс, и я его упустила. Но я еще не безнадежна, о нет, сэр. Я могу обойтись, если захочу. И без особого труда. Другие, я знаю, покрываются потом, вопят, если не примут, а со мной не так. Со мной по-другому. Но когда я хочу, меня не остановишь.
Она неожиданно умолкла.
— Что-нибудь не так, Иветта? — спросил он, чтобы прервать молчание.
— Джек, ты не рассердишься, если я сейчас отвалю?
— Но ты ведь еще не доела.
— Странно, я иногда чувствую себя страшно голодной, а когда приносят еду, не могу съесть много.
Она выцедила из тарелки половину супа, погрызла ножку цыпленка и проглотила несколько ложек риса. И кажется, уже «отвалила» — ее неподвижный взгляд был устремлен мимо него.
— Но когда я хочу, меня не остановишь, — как бы небрежно процитировал он.
— Зато не потею и не ору, — сказала она, уже поднимаясь со стула. Протянутая им купюра в двадцать песо остановила ее. — Ух, Джек, да ты богач! Ручка есть? Я вот что сделаю: запишу твое имя — Джек Энсон, да? — и твой отель. А номер какой?
Он сказал.
— Я непременно буду у тебя сегодня, Джек, дорогуша. Я кончаю после полуночи.
— Нет, не сегодня, Иветта. Сегодня я скорее всего буду искать иные ходы.
— Ну тогда в другой раз, но скоро. Я найду чем удивить тебя в постели, ты не пожалеешь. О’кей?
— О’кей, Иветта.
6
Она засунула исписанную салфетку в лифчик, встала и осторожно обошла стол. Но прежде чем уйти, она наклонилась через стол и поцеловала его в губы.
Когда Джек и Почоло прибыли за Алексом к зданию конгресса, там царило смятение. Солдаты сбились в вестибюле у входа в нижнюю палату, оттесняя мечущуюся толпу. Двери зала то и дело с грохотом открывались, чтобы впустить или выпустить людей в форме. Оттуда доносился дьявольский рев.
