Но ничего такого не случается, открывается еще одна дверь, я попадаю в прихожую, чуть не наступаю в собачье дерьмо, которое лежит прямо на пороге, собака тут же, прыгает мне и радуется, и для полной картины, от радости мочится.
Тусклый свет добирается с кухни. А это болезненное существо, по всей видимости, женщина, сгорбившись, кутаясь в грязный халат, медленно уходит на свет. Меня поражают её белые в содранных болячках руки, поражает её худоба. Я обалдевший все так же стою без движения, только у ног извивается лохматая грязная собака. Я честно, такого не ожидал.
— Извините, Андрей дома?
Но никто мне не отвечает.
В квартире гробовая тишина, я иду по коридору, вижу перед собой дверь, еще две двери по каждую руку, мне кажется, что дверь в андрюхину комнату слева, я приоткрываю её, вижу кровать, на ней в груде грязного тряпья спит человек, прямо в одежде, только ширинка расстегнута и видно отсутствие нижнего белья, в воздухе стоит тяжелый запах перегара, я распахиваю дверь шире, передо мной окно, перед ним еще одна кровать, и хотя на ней такой же грудой лежит всякое тряпье, видны скомканные серые простыни — на ней нет никого. Больше в комнате нет ничего, на противоположной первой кровати стене виден след стоявшего здесь шкафа, в углу навалены платья и пальто, какие-то советские книги. Человек на кровати ворочается и открывает глаза, смотрит на меня невидящим взглядом, кожа лица отчетливо желтая.
— Андрей здесь? — спрашиваю.
Но лицо искривляется, глаза в мучении закрываются. Мне не отвечают. Я прикрываю дверь.
Я стучусь в дверь напротив, толкаю плечом, передо мною маленькая комнатка. В окне небо, деревья с кисточками первой листвы. Все остальное в комнате погружено в полумрак и покрыто ровным слоем пыли: стол, телевизор, сервант с застывшем в нем тусклым хрусталем и ровными корешками книг. Крашенные темной краской доски пола со следами босых ног, обрывающиеся посредине комнаты. Я смотрю вверх — люстры нет, только черный крюк. Но и здесь никого нет.
Иду на кухню. Там сидит маленькая, измученная похмельем, женщина, болезненно курит, сутулится, смотрит на меня в раздражении:
— Принес?
— Что принес?
— Не юродствуй, доставай скорее и наливай…
— Но у меня нет ничего.
— Тогда иди скорее и принеси, я то я сейчас, бля, сдохну!
— Мне только нужен Андрей.
— Андрей?.. Его нет… его больше нет…
— В смысле?
— Ты принес? Наконец! Доставай скорее, и налей мне, я очень прошу, не мучь меня, налей!
Боже, все это просто неправдоподобно, я пячусь к выходу, меня охватывает ужас, панический страх, я разворачиваюсь и чуть ли не бегом устремляюсь к выходу.
На лестнице встречаю его, Андрея.
— Ну, слава Богу! Ты живой!
— А почему я должен быть мертвым?
— Я только что был у тебя, мне твоя мать сказала, что тебя больше нет!
— Меня нет, я для них больше не существую, есть только это…
Он достает бутылку водки. Улыбается своей шутке.
— Ты что ходишь им за водкой?
— Да.
Он отпихивает меня и начинает подниматься по лестнице.
Я слышу тихое:
— Чем скорее они сдохнут, тем лучше…
Я иду, меня пробирает озноб. Ветер продувает навылет мою легкую курточку, небо заволакивает облаками, начинается снег, крупными пушистыми снежинками. Мир становится сумрачным, холодным и пустым.
Мне становится страшно и одиноко. Нет меня во всем городе, город пуст, все умерли и похоронены, все собаки и кошки сдохли, а птицы попадали с неба мертвыми, и я точно знаю, что умру сейчас и я — в следующее мгновение, и этому никак не помешать, но больше пугает не смерть, а именно одиночество. С твоей смертью пустота не заполнится ни печалью, ни доброй памятью. Вот это ужасно. Как это…
— Привет, Димка! — из снежной пелены появляется Дана, мне тепло улыбается. Я теряюсь и застываю посреди тротуара, на меня налетает прохожий, бурчит: «Асилас».
Дана тоже в легкой курточке. Тепла улыбок не хватает, плечи её подрагивают.
— Зима вернулась.
— Да, — отвечаю. Потом, спохватившись, — Слушай! Идем в кафе?
— Идем! А куда, я здесь ничего не знаю…
— Ну, как же! Тут совсем рядом!
Тащу её в кафе «Сваля», что на левой стороне Манто, при пересечении с Мажвидо аллеей, веду мимо столиков приставленных к стойке бара, кафе похоже на вагон-ресторан — такое же вытянутое, и так же покачивает, когда разворачиваешь поезд на обратный путь домой. Но не пить мы сюда сегодня пришли. «Нет, нет, не неси, официант, улыбаясь и подмигивая, пиво со специальным раскрепощающим порошком! Неси сегодня кофе! Два кофе! И не дергай ты так похабно своим правым глазом, пойми, это же Дана, моя милая Дана!»
