– Вы тут живете? – устало спросила девочка.
– Тут.
– У вас в квартире случайно нет интересных людей?
– Ничего не изменилось, – ответил печально. – За эти часы – ничего. Извините. К сожалению. Ничем не могу помочь.
Он шел по лестнице, по-стариковски держась за перила, задумчиво повторял через каждую ступеньку:
– Хочу надорваться... Хочу надорваться... Надорваться... хочу...
Около его двери стояла женщина. Видная, эффектная, безусловно красивая. Стояла – нетерпеливо постукивала ногой.
– Лев, – сказала, не здороваясь. – Дай денег. Дай мне денег, Лев.
6
Левушка открыл дверь, первым прошел в комнату.
– Извини, – сказал стесненно. – Тут не убрано.
– Лев, – повторила Зоя Никодимова. – Мне нужны деньги.
Только она звала его – Лев. Только она. Это была сильная женщина с твердым характером. Мужем у такой женщины не может быть какой-то Левушка. Лев. Только Лев.
Левушка расправил одеяло, аккуратно прикрыл жеваную простыню, сплющенную подушку. "Десять лет, – подумал. – Неужто десять лет?"
– Сколько тебе надо?
– Триста рублей.
– Столько у меня нет.
– Столько я не прошу.
Полез в карман, вытащил мятую десятку. Порылся в пиджаке – нашел еще одну.
– Этого мало, – сказала Зоя.
– Больше нет.
– Займи.
– У кого?
– Я не знаю.
– И я не знаю.
Она досадливо покусывала губу, глядела на него в упор, глазами круглыми, совиными, в одну точку. Он тоже глядел. С тихой тоской, с немым изумлением. Стояла посреди комнаты смелая, независимая женщина – не чета ему. Она носила платья, которые трещали на ней. Она открывала высоко ноги. Придумывала рискованные вырезы на груди и на спине. Ей это шло. Гордое тело. Сильные ноги. Дерзкая грудь. На грудь обращали внимание мужчины. Первым делом на грудь. Потом – на лицо.
– Что же не спросишь, зачем мне деньги?
– Зачем тебе деньги? – спросил Левушка.
В магазин завезли сервизы. Дорогие. Японские. На двенадцать персон. Она выписала чек, побежала за деньгами. Это была сама энергия, натиск, напор. Круглые совиные глаза глядели неумолимо, в одну точку. Она захотела купить этот сервиз, и она его купит.
– Достань денег, Лев!
Опять полез в карман, вытащил горстку мелочи, протянул на ладони.
– Забери, – сказала гордо. – Я мелких гадостей не делаю.
– Уйди, – попросил тихо. – Больше у меня ничего нет.
Зоя подошла поближе, встала вплотную. Она была выше его ростом. Чуть выше. Это ей нравилось.
– Ты похудел... – погладила его по щеке, запустила пальцы в волосы, подергала легонько. – Как же ты похудел!
Всю жизнь ему говорят, что он похудел. Всю его жизнь. Худеет, худеет и худеет. Как уверяют ученые, материя не исчезает и не появляется вновь. И когда одни толстеют, другие обязательно должны худеть. Для сохранения общего баланса. Так уж распорядилась матушка-природа, и против нее теперь не попрешь. Кто-то там толстеет за твой счет, а ты худей себе да худей.
Круглые совиные глаза замедленно моргнули.
– Сегодня двадцать шестое, – сказала. – Ты не забыл?
– Я не забыл. Сегодня двадцать шестое.
Покачалась на носочках, взглянула искоса:
– Придешь?
– Не знаю.
– Приходи. Переночуешь дома.
Левушка молчал.
– Слышишь?
– Не обещаю.
– Лев! – крикнула яростно. – Мне это нужно.
– Мне тоже.
– Так какого же... мы время теряем?
– Не обещаю, – повторил. – Не о-бе-щаю...
Она глядела на него, не моргая, задумчиво покусывала губу. У этой женщины не было времени. Ей надо было бежать за деньгами. У нее уплывал из-под рук японский сервиз на двенадцать персон. Но она не могла уйти просто так. Она должна была настоять на своем.
– Расстегни, – приказала, повернувшись спиной. – Ну!
Левушка не шелохнулся. Он уже знал, что проиграл.
Просто не хотел лишних унижений.
Она сама расстегнула платье, с трудом стянула через голову. У этой женщины была крепкая грудь подростка, и этим она гордилась. Это ее бодрило. Выделяло среди прочих. Мужчины словно догадывались о таком соблазнительном преимуществе и первым делом глядели на грудь. Сначала на грудь. Потом – на лицо.
– Десять лет,– сказала. – Надо отметить.
Откинула одеяло, поморщилась, сдернула все на пол, полезла в шкаф.
– Это чужое,– предупредил.
– Плевать!
Ходила по комнате, ловко и сноровисто расправлялась с накрахмаленным пододеяльником, легко переступала босыми ногами, гордо несла свое тело, будто давала спектакль: человек-образец, блистательная форма, молодая и уверенная. А он очень мало был молодым. Очень мало. И никогда – уверенным.