В школе у нее была любимая учительница. В отличие от других учителей, пыльно скучных, уныло геморройных, – молодая и веселая, кудрявая и пышнотелая, любительница потанцевать и попеть песни, всласть погулять и похохотать. На всех переменах она стояла около этой учительницы, выставив наизготовку острые локти, чтобы никто не мог к ней приблизиться, и ее глаза сурово блестели, когда та разговаривала с другими. Она ходила за ней по школе, она провожала ее до дому, молча стояла на пороге, не отвечая на вопросы, – хмурая, насупленная, взъерошенная в своем свирепом обожании. Она даже бегала на танцы, чтобы знать, с кем та танцует, подглядывала ночью в окно, чтобы видеть, как та раздевается. А потом пряталась в сарае, приподнимала платье, разглядывала себя, сравнивала.
Она скопировала походку учительницы, голос, жесты, научилась заливисто хохотать, откидывая голову, танцевала тайком от других под звуки хрипатого репродуктора, даже пробовала петь, мрачно и фальшиво, но тело учительницы, пышное, как дрожжевое тесто, не могла скопировать. Она щипала себя со злости, ругалась пьяными мужицкими словами: "У, шкилет, твою мать...", била костяшками по костяшкам, до боли, до багровых отметин, но тело не наливалось, пышность не приходила, грудь была – две сливовые косточки. И тогда она смирилась с этим. На время. До недалекого будущего. Тем больше она любила учительницу, обожала, пожирала глазами ее недосягаемые формы. Когда та вышла замуж, она заболела от огорчения и злости. У нее была лихорадка, жар, озноб, сыпь по лицу, и даже во сне ей снилось, как она убивает ее мужа.
Потом их переселили в городской дом, школу построили типовую, четырехэтажную, учителя появились новые, тоже городские, и ее любимая учительница сразу поблекла, постарела, слиняла, потерявшись среди прочих. И она тут же ее отбросила, сразу разлюбив, жадно искала новую жертву своей ненасытной любви. Дети понаехали из центра в новостройку, образованные, начитанные, и деревенские сразу стали отставать. Они меньше знали, меньше читали, видели и слышали. Они никуда не выезжали из деревни, а эти, городские, были в Крыму, на Кавказе и в Прибалтике, а одна девочка даже жила с родителями во Франции.
Она сразу отметила эту девочку. Выбрала ее в подруги, села с ней за одну парту, без спросу пришла в гости, костлявая, угловатая, в потрепанном форменном платье. Увидела флакончики на туалете, кремы, мази, пилки и ножницы, насупила брови, спросила грубо, независимо, в кровь разрывая губу: "Это зачем? А это? А то?.." Ей объяснили подробно, со знанием дела, ее усадили за стол, где стояли приборы, – слева вилка, справа нож, – и она с изумлением глядела, как они едят, что при этом делают, домой ушла потрясенная. Настырная и упрямая, зловредная и тщеславная – она стала подражать подруге. Полностью. До мельчайших деталей. Как есть и пить, как говорить и причесываться, танцевать и вести себя с мальчиками. Ее вышучивали, над ней смеялись одноклассники, а она в ответ молча пихалась острым локтем, от которого оставались на теле багровые пятна.
Ее брат, Леха Никодимов, катал по цеху тачку, ее сестра, Аня Никодимова, таскала совковыми лопатами горячий асфальт, а она делала по утрам зарядку, обливалась холодной водой, растиралась грубым полотенцем, тайком от всех полировала ногти на руках и ногах, укладывала по утрам волосы. У нее прекратился насморк, сошли бородавки, исчезли вечные ссадины. Мальчики стали обращать на нее внимание, девочки – завидовать. Только флакончиков пока не было, не было кремов, мазей, пилок, красивого туалетного столика, но это ее не смущало. Это она вставила на потом. До лучших своих времен. Она все взяла у подруги, высосала ее до конца, и когда той нечего было дать, выбросила ее, как пустую шкурку. Девочка пыталась продолжить дружбу, липла к ней на переменах, но ее встречало ледяное молчание и настороженный локоть. Этот этап закончился. Пора начинать другой.
А она уже высмотрела себе новую жертву. Теперь это был мальчик. Отличник. Лучший ученик. У мальчика были ученые родители. У родителей стояли книги до потолка. Мальчик ходил в научный кружок, учил английский с учительницей, мальчик подавал надежды. Она выбрала его в друзья, села с ним за одну парту, попросту спихнув кого-то, стала ходить к нему делать уроки. Аккуратно причесанная, чисто одетая, с атласной кожей на лице, руках и ногах.
