Вырулила в переулок.
Чудила и не услышал. Прилип лбом к стеклу, смотрел расширенными глазами, бормотал в беспамятстве:
– Народы... Экие народы! И все по суете. По суете.
Около Василия Блаженного он встрепенулся, по-старушечьи закрестился на купола. Мелко и часто.
– Остановить? – обернулась. – Посмотришь.
– А можно?
– Можно. Чего ж нельзя?
Он заколебался. Оглядел собор, площадку перед ним, увидал несметные толпы, сказал твердо:
– На Савеловский,
Повернула на набережную, прибавила скорости, опять обернулась:
– Ну, сказывай, чего купил?
– Не купил! – закричал яростно. – Не надо мне! Не хочу...
Выдернул из кармана исписанный листок, порвал в ожесточении:
– Вот вам... Вот! Вот! Понаписали... Тут и без того пропадешь!
Пустил клочки по ветру, откинулся навзничь:
– Сами... Пусть сами едут. Ничего не купил...
– А таз?
Чудила поглядел на таз, как на диковину, сказал растерянно:
– И верно... Таз один и купил...
Улыбнулся застенчиво, по-мальчишески. Заскреб подбородок. Закряхтел в смущении. А глаза прозрачные, совсем светлые.
– Эй, дядя! Да ты, никак, молодой...
А он вертел перед собой таз, повторял в изумлении:
– Когда ж я его купил? Не помню... Ей-Богу, не помню...
Аня встала у светофора, зашлась от смеха, голову уронила на руль:
– Слабые вы, мужики, на магазины, совсем никудышные...
Сзади загудели нетерпеливо, и она резко рванула с места, лихо пошла в левом ряду, рывком обходила другие машины. Маленькие руки ловко управлялись со своим делом. Как-то уютно было у нее в машине, совсем по домашнему. Все чисто, прибрано, все на месте. Картинка, вазочка, цветочек. Сама не без приятности.
– Ловка ты, – несмело похвалил чудила. – Я бы не смог...
– Делов-то!
– Не скажи. И машина у тебя ладная.
– Лайба, – отрезала Аня. – Лайба и есть. Мы ее со сменщиком на деньгах держим, а то давно бы рассыпалась. Дал одному, дал другому – они и починят.
Чудила отдышался на ветерке. Осмелел, снял шляпу, вытер лицо и шею огромным серым платком.
– Народу-то... – сказал сокрушенно. – Ну и народу у вас!
– Миллион, – похвасталась. – Одних приезжих – миллион в день.
– Миллион... – охнул. – У нас по деревне сорока нету.
Поглядел на сутолоку, на чад бензиновый, на ревущие по бокам грузовики, сказал печально:
– Посели меня тут – завтра помру.
– Не помрешь. Мы не мрем, и ты не помрешь.
– Помру, – повторил убежденно. – Я помру.
И перекрестился.
Аня углядела в зеркальце, спросила с любопытством:
– Ты что, в Бога веришь?
Как подобрался:
– Верую.
– И в церковь ходишь?
– Хожу.
Сказал – оттолкнул.
– Ишь ты, – отметила. – Верующий...
Встала у тротуара, приказала строго:
– Садись рядом. Всю шею отвертела.
Чудила пересел вперед, хлопнул себя по лбу, засмеялся тонко, заливисто, затряс эмалированным тазом:
– Вспомнил... Девка, вспомнил! Тазы-то без очереди были, я и купил. Он не нужен, таз-от, а я купил...
Но Аня смеяться не стала. Спросила строго, с пристрастием:
– Поп у вас есть?
Насторожился:
– Тебе на что?
– Интересуюсь.
Ответил кратко, неохотно:
– Есть.
– Старый?
– В годах.
– Вот позакрывают ваши церкви, – пригрозила, – тогда узнаете.
– И так уж... – буркнул. – За девять верст ходим.
– Охота была... Ноги бить.
– Дура, – просто сказал. – Дура и есть.
Дальше поехали сердитые. Аня зло гнала машину, чудила строго глядел вперед.
– К вам... – сказала обидно. – Кто к вам ходит-то? Одни старухи темные, дореволюционные...
– Темные... – скривился. – Да нонешние старухи в комсомолках бегали.
– Когда это?
– А вот тогда. В свой срок.
Аня прикинула в уме, но соглашаться не захотела:
– Сидели бы дома, на печке... На что им церковь?
– Утешит, – сказал. – Укрепит силы. Терпению обучит. Проводит в последний путь.
Подлетела к светофору, резко затормозила у самого грузовика, сказала с вызовом:
– Я сильная. Мне никто не нужен.
– А состаришься? – и поглядел остро, как булавками ткнул. – Кто утешит? Куда подашься? У вас и контор-то таких нет.
– Как так нет? – засмеялась. – А профсоюз? Меня профсоюз утешит.
И сама удивилась. Задумалась. Сказала медленно, через большую паузу:
– Надо же! В новых районах и церквей нынче не строят...
3
Углядел сбоку пестрые витрины, беспокойно завертелся на сиденье, забормотал под нос.
