— Они написали рапорт?
Рапорт на него! Это его оскорбляет. Рапорты он сам умеет писать и прекрасно знает, как это делается:
Этой ночью, в четверть двенадцатого, совершая обход по авеню Де Ваграм, наше внимание привлек…
А дальше, наверное, идут такие слова:
…некий субъект, валявшийся на тротуаре и заявивший, что он зовется Мегрэ Жюль-Амедэ-Франсуа…
Комиссар был, как всегда, свежевыбрит, одет во все светло-серое, с цветком в петлице. До Мегрэ донесся запах портвейна — он знал, что комиссар выпивает по утрам рюмку-другую этого вина.
— Полиция на Северном вокзале успела задержать их.
Вот так штука! О них он совсем было забыл! Ему сейчас очень хочется повторить любимые слова флейтиста: «Какое это имеет значение».
Правильно. Никто из них не интересует сейчас Мегрэ: ни Дедэ, ни Люсиль, ни даже боксер, который чуть не убил его «тупым предметом», как, должно быть, говорится в рапорте.
Ему неловко, что он лежит в постели перед своим начальником, и он высовывает ноги из-под одеяла.
— Лежите спокойно.
— Уверяю вас, я прекрасно себя чувствую.
— Врачи тоже так думают. Тем не менее вам необходимы еще несколько дней покоя.
— Ни за что!
У него хотят отнять начатое им дело! Ему все ясно. Нет, он не допустит!
— Успокойтесь, Мегрэ!
— Я спокоен, совершенно спокоен. И я знаю, что говорю. Ничто не помешает мне подняться.
— Спешить некуда. Я понимаю ваше нетерпенье, но поверьте: что касается вашего следствия, будет сделано все, что вы найдете нужным.
Он сказал вашего — он ведь человек светский. Ле Брэ машинально закурил сигарету и посмотрел сконфуженно на госпожу Мегрэ.
— Не стесняйтесь, пожалуйста. Мой муж курит трубку с утра и до вечера, даже в постели.
— Дай-ка мне, кстати, трубку!
— Ты думаешь?
— Разве доктор сказал, что мне нельзя курить?
— Нет, не говорил.
— Тогда в чем же дело?
Она положила на туалетный столик все, что нашла в его карманах, и принялась набивать трубку. Потом протянула ее вместе со спичками.
— Я оставляю вас, — сказала она, исчезая в дверях кухни.
Мегрэ хотелось бы припомнить, о чем он думал ночью. У него сохранились лишь туманные воспоминания, а между тем он чувствует, что значительно приблизился к истине. Максим Ле Брэ уселся на стул. Он чем-то озабочен. И когда его секретарь между двумя затяжками медленно произносит:
— Граф д'Ансеваль умер.
Он, нахмурившись, спрашивает:
— Вы уверены?
— Доказательств у меня нет, но я готов поклясться.
— Умер… как?
— В него стреляли.
— На улице Шапталь?
Мегрэ утвердительно кивает головой.
— Вы полагаете, это Ришар Жандро?..
Вопрос задан слишком в лоб. Мегрэ еще не может ответить со всей определенностью. Он вспоминает о клочке бумаги, на котором он ставил крестики.
— На ночном столике или в ящике был револьвер. Лиз Жандро через окно звала на помощь. Потом ее кто-то оттащил назад. Наконец, раздался выстрел.
— А какое отношение ко всей истории имеет этот Дедэ?
— Он ждал на улице, за рулем «дион-бутона».
— Он признался в этом?
— Нет никакой надобности в том, чтобы он признавался.
— А женщина?
— Любовница графа, которого называют просто Бобом. Впрочем, вы это знаете не хуже меня.
Мегрэ очень хотелось бы освободиться от нелепого тюрбана, который сдавливает ему голову.
— Что с ними сделали? — спрашивает он, в свою очередь.
— Пока что они под следствием.
— Что значит — «пока что»?
— Сейчас их обвиняют только в вооруженном нападении на улице. Вероятно, им можно будет инкриминировать и кражу.
— Почему?
— У вышеупомянутого Дедэ обнаружено в карманах сорок девять банкнотов по тысяче франков каждый.
— Он их не украл.
Комиссар, по-видимому, понял, что Мегрэ имел в виду, потому что еще больше помрачнел.
— Вы хотите сказать, что ему их дали?
— Вот именно.
— Чтобы он молчал?
— Да. Дедэ был неуловим весь вчерашний день до самого вечера. Когда он снова всплыл на поверхность, если можно так выразиться, он весь сиял, ему не терпелось истратить часть этих денег, распиравших его карманы. Пока Люсиль оплакивала гибель Боба, Дедэ праздновал свое внезапное обогащение. Я был с ними.
Бедный Ле Брэ! Он никак не может освоиться с переменой, происшедшей с Мегрэ. Он оказался примерно в гаком же положении, в каком оказываются родители, которые привыкли считать своего ребенка все еще маленьким и вдруг обнаруживают, что перед ними уже взрослый человек, который умеет рассуждать не хуже их.
