Лестница затряслась, послышался низкий, протяжный гул. Запахло серой, едко, до слез.
Постепенно глаза привыкли к темноте, которая не была полной - свечение, темно-вишневое, на грани видимости, наполнило пространство вокруг. Он различал силуэт берегини, не видя черт лица. Ночной глаз. В семинарии учили приемам, позволявшим видеть в полной тьме, видеть тепло, но у него не очень получалось. Способностей не хватало.
Или тепла. Потому что вокруг было не просто тепло - пекло. Вода испарялась из одежды, волос, и вскоре он был сухим, как неопавший дубовый лист в морозное земнее утро. Не загореться бы.
Лестница сделала еще полвитка, с этой стороны жара поменьше. Не сгорит, так испечется.
И вдруг - точно в прорубь зимним днем! Ледяной холод пронзил насквозь, сжал сердце, остудил душу. Нехорошо. Он поискал в себе искорку пламени, нашел и стал осторожно раздувать.
Ничего другого скованная морозом душа не желала. Ни о чем другом не думалось.
Тепла. Душевного тепла - потому что краем сознания он все-таки понимал, что холод был особый, не внешний.
Язычок, пламени, другой, третий - и вот он уже может повернуть голову, шевельнуть рукой.
Иеро посмотрел на берегиню. Та стояла напряженная, готовая к схватке. Пума у своего логова.
- Что это было?
- Дыхание, - ответила она, и за бесстрастностью голоса Иеро послышалось отчаяние. - Он рядом.
Он? Кто - он? Чье дыхание леденит душу? И внезапно Иеро понял. Но понял и другое - даже сам нечистый не может подчинить себе душу, если душа того не хочет. В нем горит огонь, зажженный дыханием иным, несравненно боле могущественным. Пока этот огонь храним, никому не одолеть его. Конечно, он можем умереть - но не погибнуть.
- Я ближе, - успокоил он берегиню. Успокоил с полной уверенностью в собственных силах.
И она это поняла.
- Тогда - вперед.
Лестница привела их в пещеру, а уж из пещеры ходов шло множество, и огромных, верхом на лорсе можно въехать, и обыкновенных, для пешего, и небольших, где пройти можно только согнувшись или вовсе на четвереньках. Сам-то он выбрал бы набольший, хоть и без лорса. Но берегиня рассудила иначе, и они пошли ходом обыкновенным. Глаза притерпелись ко тьме, и сейчас он видел многое - и прожилки неведомой руды, и скелетики странных существ, маленьких, с локоть, и ступеньки, высеченные в породе и ведущие в боковые ответвления. Воистину лабиринт. А что в центре его?
Серой пахло сильнее и сильнее. Будто натуральная Явь, а не Навь.
Иди, шагай, головою не задень свода. Он хоть и высок, да спускаются с него странные грибы, то ли мягкие, то ли жесткие. Он не удержался, коснулся, проходя, пальцем. Сера!
Стало поярче. То есть - жарче, сейчас жар и есть свет.
Ход открылся в новую пещерку, малиновую от жары. На высеченном в камне троне сидел - дядюшка? не разобрать. Но похож.
- Куда идете? - и голос похож на дядюшкин, но опять - с сомнением.
Берегиня замерла. Остановился и Иеро.
- Своею дорогой, - ответил он.
- Ой ли? - усомнился вопрошающий. - Своей дорогой - и сюда? Не рановато ль?
- Да пусть идет, - вторил ему неотличный голос с боку. Еще одна фигура на каменном уступчике. - Если кто-то непременно хочет умереть, как помешаешь?
- Нужно попытаться, - возразил первый. - Вдруг он не хочет умирать.
- Да? Тогда что же привело его сюда?
- Неведение и коварство. Он ведь не просто шел. Его вели.
- Разве так... Ты хоть знаешь, куда пришел? - Второй говорил, как первый, с той же интонацией, с той же легкой хрипотцой в голосе. И все-таки было в них многое и от дядюшки.
Лоны. Конечно, лоны.
- Сюда, - ответил он. Насколько они сильны, порождения тайной магии? Пусть лучше лоны думают, насколько силен он, Иеро.
- Ты за меч-то не хватайся. Неужто мы будем сражаться с тем, кто и так в полуста шагах от смерти? Хочешь умереть - иди за ней, - рукою первый клон указал на берегиню.- Никто не держит.
- Но если хочешь жить, - подхватил второй лон, да так ловко, словно говорил один человек, - то иди с нами.
- Не просто жить, хорошо жить, - закончил первый.
