Первая гражданская война в Риме - страница 125
Довольно расплывчаты выводы М. А. Робб: «Цицерон использует слово popularis противоречиво, нередко противопоставляя его негативный и позитивный смыслы. (...) Если в одних случаях этот термин означает действующего методами грубой демагогии противника согласия среди сенаторов, то в других он вполне совместим с поведением добропорядочного государственного мужа. В отрыве от контекста смысл [термина] неясен, и эта двойственность сводит на нет попытки использовать его для точного определения характера политика. (...) Семантические вариации не означают, что были не “дружественные народу” политики. (...) Использование Цицероном слова popularis не настолько конкретно, чтобы служить обозначением определенного типа политика или сенатора» (Robb 2010, 111).
H. Н. Трухина (1986, 58), напротив, высказывается куда более конкретно: «Настоящими популярами Цицерон считал только “мятежников” (seditiosi) и прямых вождей плебса, которые вооружали простой народ, организовывали его в отряды, побуждали к действию широкие массы. Популяр мог проводить полезное, с точки зрения Цицерона, мероприятие — по мнению оратора, оно не окупало революционной тактики народного вождя».
Интересные наблюдения сделал X. Штрасбургер: термин «популяры» применялся либо в абстрактном смысле, либо по отношению «к определенным личностям или политической тематике, но никогда какой-либо политической общности (Gemeinschaft). Popularis также соответствует коллективному понятию optimates исключительно в идеологическом, а не в социологическом смысле» (Strasburger 1939, 782).
Ж. Эллегуар отмечает, что популяров (как и оптиматов) связывали отношения родства, дружбы и клиентелы. Популяры не были «демократичны» в современном смысле, поскольку благо народа не было их осознанной целью — даже Гракхи предпочитали опираться, по мнению ученого, на всадников, а не на плебс. Тем не менее Гракхи все же были инициаторами демократического движения, тогда как «партия популяров» преследовала чисто личные интересы (Hellegouarc’h 1963, 524-525).
А. Б. Егоров (2009, 214, 216) пишет, что «анализ использования прилагательного popularis демонстрирует наличие вполне определенного идейно-политического течения, а возможно, и некоего “партийного” объединения с определенной идеологией, совокупностью организационных форм и “стилем политики” и, наконец, со своими лозунгами и методами манипуляции массами. Даже если мы оставим вопрос о “партии”, нельзя не признать наличие того, что Хр. Мейер именовал “политикой популяров” (popula е Politik), проводимой определенными людьми и их объединениями. [...] Термин popularis имел не только собирательное значение, но обозначал некую общность, имеющую определенные внутренние связи».
А. Н. Токарев (2011, 60-52), наконец, считает, что, «говоря о popularis, следует подразумевать определенную группу римских политиков (родом из высших сословий), опиравшихся на народное собрание, которые, вне всяких сомнений, не формировали политической партии. Но в то же время не следует впадать в другую крайность и сводить эту традицию до уровня политического стиля или линии поведения большинства римских политиков». Скорее, как и в случае с оптиматами, речь идет об идейно-политическом течении.
Возникает вопрос, можно ли считать Сульпиция, Мария, Цинну демагогами, искателями народного расположения, опиравшимися на комиции и угождавшими народу? С популярами еще Цицерон (Sest. 103) связывал земельные и хлебные законы, демократизацию системы выборов. Однако в законодательстве П. Сульпиция[1224], а затем циннанцев эта тематика, как известно, не отразилась
