Услышав скрип снега за окном, Тихон вернулся к подоконнику, перегнулся через него и увидел Амантура, а с ним желтушного Нурали. Оба встали на углу дома, всматриваясь в просеку, где находилась засыпанная снегом дорога.
— Все-таки надо было вчера с Мирбеком идти! Счас бы, глядишь, почти у самого дома были, — сказал желтушный.
— Отчего ж не пошел?! — заворчал Амантур.
— Если б ты пошел, то и я пошел бы. Не-е-е, я с тобой… Че я, дурак, с твоим психованным братцем идти?
— Тогда не ной!
Тихон не успел нырнуть обратно. Амантур заметил его.
— Видал, что творится? Навалило добра! — улыбался он как ни в чем ни бывало.
— Вот и я говорю, — снова занудил желтушный Нурали, — вчера надо было идти. Теперь придется ждать, пока снег не пройдет.
— Да что ты заладил: надо, надо…
— У меня лошадь жеребая. По такому снегу тяжело ей придется! И переменить не могу. Мирбек всех сменных лошадей забрал.
— Может, тебе еще дорогу расчистить? Ладно, пойдешь последним! — сказал Амантур. — Собираться будем. Пойду, скажу остальным.
Оставшись один, желтушный криво посмотрел на Злотникова.
— Нусуп! — заглянул он через плечо Тихона.
— Чо? — откликнулся мальчишка.
— Колбаса через плечо! — крикнул Нурали. — Собираться пора! Собираться пора, — повторил он, обращаясь к Тихону, снова недобро сверкнув глазом. Махнул рукой и отправился вслед за Амантуром, норовя ступать в оставленные им следы.
Проводив его взглядом, Тихон представил, как ему самому придется вспахивать ногами глубокий снег. Он выставил руку, чувствуя щекочущие прикосновения тающих снежинок. Все-таки не так уж холодно. Вот только снег слишком глубокий для его ботинок. Да, это вам, господин Злотников, не палуба «Берты»!
— Тяжело придется, — повторил он вслух слова желтушного и повернулся к Нусупу: — Что-то сегодня ты неразговорчив!
Нусуп подышал на озябшие ладони, потер их, затем поднялся, туго запахнул полы своей куртки, столь же туго обвязался ремнем.
— Замерз? — спросил Тихон.
Мальчишка прервал, наконец, молчание.
— Не твое дело. Пошли.
* * *
Сильно поредевшей со вчерашнего дня колонной поселенцы медленно двигались по заснеженной дороге. Снег валил, не переставая. Сама дорога угадывалась по извилистой насыпи, которой следовало держаться. Там, где насыпь исчезала, редкие дорожные столбики, не подмытые водой и не упавшие под собственной тяжестью, указывали верное направление. Лошади тащились с неохотой и быстро уставали, особенно передние, которые протаптывали путь для остальной колонны, и на то, чтобы сменить лидера, тоже тратилось время. Чтобы лошади меньше уставали, в повозках разрешили ехать лишь старикам и детям.
Снова поднялся ветер. Стало холоднее, и снег хлестал в лицо. Люди жалели, что вчера не ушли с Мирбеком. Им казалось, не будет конца пути. Многие роптали.
С самого начала Тихону пришлось труднее других. Не привыкший к регулярным и долгим переходам, он позавидовал выносливости Амантура и остальных. Обе штанины от снега и натаявшего льда, пропитавшего ткань, стали твердыми и тяжелыми. Тихон с трудом перебирал ногами. Сначала шел ближе к первой повозке, но постепенно сместился назад и едва успевал за последней. Только страх остаться одному и угодить в снежный плен толкал его вперед. Но не хватало сил. Он надеялся, что откроется второе дыхание, а между тем с каждой минутой становилось все трудней. Не сразу Тихон догадался найти поддержку в той неведомой силе, что получила пропуск в его тело, для этого требовалось настроиться на правильный лад, отрешиться от всего, что причиняло неудобства: от усталости, от бьющих в лицо ветра и снега. Чтобы помочь духу возобладать над телом, он каким-то образом сумел перестать слышать все звуки вокруг: скрип снега под ногами, вой ветра — и внутри себя, как будто не стало ни дыхания, ни боя сердца. И тогда случилось то, чего невозможно было представить раньше. Он увидел край колонны, и показалось, что она ползет так медленно и ровно, что легче легкого догнать ближайшую повозку. Он сделал это без труда и даже мог бы позволить себе зайти вперед, убедиться, что крайние повозки не отстали от колонны. И только из боязни выделиться не стал этого делать, хотя сил у него, наверняка, стало больше, чем у Амантура и остальных, вместе взятых.
