Все подъемы на высоту в моей жизни, а их было несколько, происходили лишь от природного любопытства и инфантильного желания доказать самому себе, что и я могу преодолеть перегрузки не хуже других. Так что перед поездкой в Анды меня уже заранее мутило от предчувствия головной боли и нехватки кислорода. Все это сильно уменьшало в моих глазах бесспорную красоту горных видов, завораживающих водопадов и заснеженных пиков Кордильер.
И виноват в этом был в первую очередь Боб, соблазнивший меня однажды покататься на горных лыжах – кстати, до этого я на них ни разу не стоял – на Пасторури. Есть в Перу такой ледник на высоте 5200 метров в районе Уарас. Сейчас там сделали даже небольшую дорожку и построили некоторые удобства для туристов. Судя по фотографиям в Интернете, для тех, кто еще колеблется, на пути к леднику появилась даже ободряющая табличка: «Подъем трудный, но возможный».
Если бы я наткнулся на это предупреждение в те времена, когда мы там побывали с Роберто, то, несмотря на весь свой авантюризм, вполне возможно, там же и остановился бы. Подъем оказался не просто трудным, а дьявольски тяжким, а сама миссия – кататься на лыжах на высоте уже не 5200, а 5400 метров (до приличного снега надо было подняться еще выше) – из серии совершенно невыполнимых.
Подъемника на Пасторури, как понимаю, нет и сейчас, а уж десять лет назад… Просто машина остановилась там, где кончилось нечто называемое дорогой, и нас выкинули на глыбы и булыжники – напоминание о древней вулканической деятельности в этом районе. По этим черным булыжникам мы, задыхаясь от недостатка кислорода и еле-еле натянув горнолыжные ботинки, в которых ходить даже по ровному месту не сахар, карабкались по камням еще метров пятьсот, поднимаясь к снегу. Вес лыж, которые мы волокли на себе, постепенно становился невыносимым, ноги и руки не слушались, легкие и сердце буквально кричали о предательстве, но их уже никто не слышал – мозг, лишенный достаточного количества кислорода, работать отказывался. Я просто на автомате и силе воли как мог плелся вслед за Бобом.
Не буду преувеличивать и утверждать, что он легко перескакивал с камня на камень, но у него, в отличие от меня, все же работали и ноги, и легкие, и голова.
Самое обидное, что, добравшись до места «лыжных прогулок», мы даже не успели толком покататься: так, проехали метров сто. При этом меня – все-таки учтите, человек в первый раз встал на горные лыжи – понесло прямо к краю пропасти, а это было настолько опасно, что даже хладнокровный Боб отчаянно завопил, приказывая мне: «Падай!» Услышать-то я его услышал, но голова на такой высоте работала медленно, поэтому, пока она обрабатывала тревожную информацию, лыжи продолжали катиться, и я упал уже на самом краю снежного гребня, который нависал над пропастью. Хорошо еще, что гребень накануне подморозило и он меня выдержал. Выбирался я оттуда уже ползком. В одиночку, потому что Боб приблизиться ко мне, чтобы помочь, не решался. И правильно: наш совместный вес снежный нарост над скалой мог не выдержать.
Ну а когда я наконец оказался в безопасности, небо над ледником в одну минуту потемнело и вместо слепящего солнца на нас стремительно накатила черная туча. Оттуда тут же посыпался град и понеслись такие порывы ветра, что мы, уже не думая о достоинстве, как могли, большей частью на четвереньках, теряя лыжи и палки, стали улепетывать с Пасторури.
Впрочем, слово «улепетывать», разумеется, сильное преувеличение, которое скорее отражает наше жгучее желание бежать от всего этого ужаса, чем реальные возможности. На такой высоте быстрое перемещение невозможно в принципе. Сердце выскакивало из грудной клетки, а глаза, во всяком случае у меня, почти вылезали из орбит. Боб мне помогал и даже в конце концов взялся тащить на себе, но все равно этот день остался в памяти как одно из самых неприятных событий в жизни.
Не очень верится, но, как рассказал мне Боб, теперь в Пасторури регулярно проводят Недели андинизма и какие-то энтузиасты действительно катаются там на лыжах. Господи, спаси и сохрани этих душевнобольных людей.
