— Лучше не стоит. Когда ты не явишься, будет еще хуже.
Рука Александра сжала простыню. Красное пятно на повязке все росло.
— Пиши, тебе говорят. Если я сказал: «приеду» — значит, приеду.
И приехал, ровно через неделю после ранения.
Я снова оказался на реке, вместе с ним. На корме галеры поставили маленький шатер для царя. Хотя до воды было совсем недалеко, покачивание носилок вконец вымотало Александра, и теперь он лежал, вновь уподобившись мертвому. Я же вспоминал его стоящим на носу, с венком на золотых волосах.
Путь занял две ночи и три дня. Как бы я ни старался, галера лишена всяких удобств; кроме того, Александр постоянно ощущал толчки весел, хотя ни разу не пожаловался. Я сидел рядом, веером отгоняя слепней и мух, меняя повязки на его огромной, наполовину покрытой струпьями ране и думая: «Ты делаешь это ради Гефестиона».
Теперь-то мне ясно, что он отправился бы в любом случае. Царь не называл имени верховного военачальника или наследника на случай своего ранения или гибели в бою. Не то чтобы Александр совсем не думал о смерти — с мыслью о ней он жил постоянно, — нет, он просто не хотел давать одному человеку такую огромную власть и тем самым делать ее предметом общей зависти. Он прекрасно понимал, что творится сейчас в лагере, пока царя считают умершим. Там были трое великих полководцев — Кратер, Птолемей и Гефестион — и каждый с равными правами на верховное командование; войска отлично понимали это, сознавая также, что в случае гибели Александра инды восстанут против них и впереди, и позади. Если б я спросил тогда, зачем ему плыть, Александр ответил бы как обычно: «Это необходимо». Но я вспоминал голос, произнесший: «Что, и Гефестион думает так же?» — и меня снова и снова охватывала прежняя тоска.
Когда впереди показался лагерь, уже вечерело. Александр дремал. Как было приказано заранее, навес был снят, чтобы царя увидели сразу. Он уже был с ними, со своей армией: весь берег, насколько хватало глаз, был запружен ждавшими галеру воинами. Когда же они увидали, как он лежит без движения, из глоток вырвался неистовый горестный вопль, быстро прокатившийся по всему лагерю. Если бы в Сузах умер Великий царь, его не могли бы оплакать лучше. Но вовсе не обычай вырвал этот стон из македонцев: его исторгла общая скорбь.
Он проснулся. Я видел, что Александр открыл глаза. Он понимал, что означает этот дикий шум на берегу: теперь они почувствовали, каково остаться без него. Я не виню Александра за то, что он медлил, дав им прочувствовать глубину этой потери. Галера почти подошла к причалу, когда он поднял руку и помахал ею.
Они ревели, выкрикивали приветствия и просто хохотали. Шум стоял оглушительный. Что до меня, то я глядел во все глаза на трех военачальников, ждавших у причала. Я видел, чей взгляд царь встретил первым.
Александра ждал паланкин с навесом. Когда к нему поднесли носилки, царь остался недоволен и, повернувшись, сказал что-то, чего я не расслышал в грохоте общей радости, все еще оставаясь на галере. Мне показалось, с паланкином что-то не так. Конечно, все всегда делается неправильно, когда приходится полагаться на кого-то другого, подумалось мне. Что там на сей раз?
Сходя по трапу, я заметил коня, которого уже вели к царю.
— Так-то лучше, — заявил Александр. — Теперь вы уж точно увидите, жив я или умер.
Кто-то подставил ладони, помогая ему сесть на коня, и Александр взлетел в седло, где застыл выпрямившись, как на параде. Полководцы шли рядом; я надеялся, они додумаются последить за тем, чтобы он не упал. До прошлого вечера он всего только раз поднялся на ноги — для того, чтобы помочиться.
Потом подбежали воины.
Они нахлынули огромной вопящей волной, пропахшей застарелым потом, въевшимся в кожу под солнцем Индии. Военачальников оттеснили, словно те были простыми крестьянами, мешавшими на пути. К счастью, конь Александра имел самый спокойный нрав. Воины цеплялись за ноги царя, целовали кайму его хитона, благословляли его или просто пялились, подобравшись ближе. Наконец нескольким телохранителям удалось прорваться сквозь толпу — они знали, единственные на этом берегу, его подлинное состояние. Расталкивая сборище, они повели коня прямо к приготовленному для Александра шатру.
