Снова и снова царь повторял это, словно пытаясь выучить трудное слово на чужом языке. Александр сел на кровати. Его лицо не стало чище усилиями Гефес-тиона. Я послал бы за горячей водой, легонько прошелся губкой и сделал бы все как нужно.
— Уходите, все вы, — сказал царь. — Мне ничего не надо. Оставьте меня одного.
Переглянувшись, друзья Александра повернулись, чтобы выйти. Я ждал, чтобы позаботиться о моем господине, когда пройдет его первая печаль.
Гефестион поманил меня за собой:
— Идем, Багоас, ему сейчас никто не надобен.
— Я и есть «никто», — ответил я. Позвольте мне приготовить ему постель.
Я шагнул к кровати, но Александр повторил свое «Уходите все», и мне тоже пришлось выйти. Если б Гефестион держал рот закрытым, и бы тихонечко посидел в углу, пока Александр не забыл бы обо мне. Потом, уже ночью, когда жизненные соки текут медленнее, он не стал бы противиться моей помощи. Друзья царя даже не накрыли его простыней, а ведь ночи были холодными!
Все трое ушли, тихо переговариваясь меж собою. Добравшись до собственной комнаты, я не стал раздеваться — на тот случай, если Александр позовет меня. Я прекрасно понимал, что, допустив такое страшное унижение, царь никого не может сейчас видеть. Мое сердце истекало кровью за него. Мы многому научили Александра в Персии, и потому он ощущал свой позор. По сравнению с происшедшим сегодня тот случай, когда Набарзан попросил Дария сойти с трона, дабы на время уступить его Бессу, был образцом придворного этикета.
Я вообразил себе человека, подобного Клиту, оскорб-ляющим Великого царя в Сузах, если такое вообще возможно представить. Царь просто пошевелил бы пальцем, и появились бы люди, чьей заботой и было охранять его покой. Преступника мгновенно уволокли бы прочь, зажав ему рот ладонью; пир продолжался бы своим чередом, и лишь на следующий день, когда царь успел бы отдохнуть, он не спеша выбрал бы для обидчика заслуженную им смерть. Все было бы сделано тихо и достойно. Царю ни о чем не пришлось бы беспокоиться; ему стоило только шевельнуть рукою!
Я думал, Александр понимает, что навлек на себя немалый позор перед греками и даже персами; что своим необдуманным поступком потерял бездну уважения. Ему нужно помочь и напомнить о его величии. Среди всех напастей царя вовсе не следует оставлять одного!
В мертвый час уже после полуночи я в одиночестве отправился к его комнате. Телохранитель у двери смотрел на меня, не двигаясь. Из-за двери до меня доносился протяжный вой Перитаса, и я понимал, что Александр, конечно же, плачет.
— Впусти меня, — попросил я стража, — царю нужны мои услуги.
— Нет, ты не войдешь сюда. И никто другой. Таков мой приказ.
Этот юноша, Гермолай, никогда не давал мне повода усомниться в его мнении насчет евнухов. Он рад был не впускать меня и вовсе не сострадал печали моего господина. Звуки плача разрывали мне сердце; теперь я отчетливо слышал их.
— Ты не имеешь права не впустить меня, — сказал я. — Ты ведь знаешь, я-то могу войти.
В ответ Гермолай молча перегородил дверь своим копьем; о, с каким наслаждением я вонзил бы в него нож! Вместо этого я вернулся к себе в комнату и до утра не сомкнул глаз.
Когда стража сменилась, где-то между зарею и восходом, я отправился туда снова. Теперь у двери стоял Метрон. Я сказал:
— Царь будет ждать меня. Никто не служил ему со вчерашнего вечера.
Этот юноша был здравомыслящим человеком и позволил мне войти.
Александр лежал запрокинув лицо, взирая на потолочные брусья. Кровь на его одеянии высохла, обретя темно-коричневый оттенок. Царь так и не позаботился о себе, даже не натянул покрывала! Взгляд его был неподвижен, словно взор мертвеца.
— Аль Скандир, — позвал я. Глаза его медленно повернулись на мой голос, и в них было пусто — ни радости, ни раздражения. — Аль Скандир, уже почти утро. Ты слишком долго печалился.
Я положил ладонь на его брови, и он позволил ей лежать там достаточно, чтобы я не почувствовал пренебрежения. Затем он отодвинулся:
— Багоас. Ты не позаботишься о Перитасе? Он ведь не сможет сидеть тут взаперти.
— Конечно, только после того, как позабочусь о тебе. Если ты снимешь с себя это и искупаешься, ты еще успеешь немного поспать.
