Но пока каратист
никоим образом не напоминал о себе, не встречал ее на улице и не звонил по
телефону. Может быть, все и обойдется. Жалобу на секцию восточных единоборств
подпишет не только школа, но и Комитет, в котором работает тетя Дениса, – так
что это не будет выглядеть личной инициативой Людмилы Викторовны. Ну, а что
касается мелькнувших на мгновенье надежд… что ж, ей, видимо, на роду написано
оставаться старой девой. Никто не собирается ее расколдовывать, и надо с этим
жить. Каменное кольцо женской невостребованности – оно ведь в то же время и
защищает от многих опасностей, которым подвержены красивые, любимые, пирующие
на празднике жизни.
Как ни странно,
Людмиле теперь частенько докучал человек, совершенно не подходящий на роль
поклонника, – школьный психолог Артур Федорович. Он наведывался в класс
вечером, когда ребята уже разойдутся по домам, мешал заниматься делом (вот
сегодня его нет – она все тетради за неделю проверила), с неутомимым рвением расспрашивал
о жизни. Его интересовало буквально все: где она была, что делала, о чем
думала, с кем про что говорила. Конечно, Людмила не выдавала своих сокровенных
тайн, но и совсем не отвечать было бы невежливо.
Она предпочитала
держаться золотой середины. Где была? Да здесь, конечно же, в школе. Каждый
день, кроме выходных, она проводит здесь: ведь у нее полная недельная загрузка.
Что делала? Конечно, вела уроки. О чем думала? Да разве здесь дадут о
чем-нибудь подумать, Артур Федорович, миленький! Только успевай следить за
детьми, а до раздумий, как говорится, руки не доходят!
Иногда он делал ей
комплименты: и такая-то она умная, и своеобразная, и уж так-то приятно с нею
беседовать! Людмиле оставалось только недоумевать: неужели в моду вошли вдавленные
лягушачьи лица и манера держаться синим чулком? Наверное, так и есть, ибо
впервые в ее жизни один за другим появилось два мужчины, проявляющие к ней
внимание.
За дверью
покашляли, и немолодой, хорошо поставленный голос манерно произнес «Разрешите
войти?» Значит, опять принесло Артура Федоровича. Ничего не поделаешь, как
гласит французская пословица: «Когда вспоминают о солнце, видят перед собою его
лучи».
- Я вам помешал? – Лицо
старика изобразило озабоченность, хотя он не мог не догадываться, что мешает ей
из разу в раз, с уже установившимся постоянством.
- Входите, Артур
Федорович. Садитесь.
- Благодарю вас. Ну и
денек, все вокруг бегают как сумасшедшие, а между тем никакой причины для
беготни как будто не видно… А у вас что новенького?
- Никаких особенных
новостей. Вот тетради проверяю.
- Ах эти тетради, куда
от них только деться! – театрально закатил глаза психолог, сам никогда,
по-видимому, не занимавшийся этим каторжным учительским трудом. – Скажите,
Людмила, – а дома вы тоже их проверяете?
- Случается. Почему вы
спрашиваете?
- Мне было бы очень
интересно узнать, чем вы занимаетесь дома. Такая целеустремленная женщина…
- Дома, Артур Федорович,
все женщины одинаковы: стирка–плита–уборка…
- Но вы ведь особенная,
– возразил он, пристально глядя ей в глаза. – Вы ни на кого не похожи…
- Уверяю вас – в этом
вопросе я похожа на всех и все на меня.
- Ну допустим… – Он,
очевидно, понял, что разговор бессмысленно вертится вокруг собственной оси. –
А теперь мне хочется попросить вас об одном маленьком одолжении…
Судя по тому, как он
это сказал, было видно – ответ имеет для него особенное значение…
- Что же это такое?
- Подарите мне на память
какой-нибудь сувенир! Маленькую вещицу – салфеточку там или какой бумажный
цветочек…
Признаться, эта
просьба Людмилу ошарашила. Она все-таки считала психолога умнее, чем он
оказался на самом деле. Ну и манера ухаживать, как в слащаво-сентиментальной
мыльной опере!
- Простите, я… ни
салфеток не вышиваю, ни цветов из бумаги не делаю. Впрочем, если вы любите
такие вещи, подойдите, пожалуйста, вон к тому шкафу. Там у нас за витриной
выставка «Умелые руки»...
- Но я имел в виду
другое… чтобы вы дали мне свой сувенир…
- Людмила Викторовна, к
телефону! – крикнула из коридора шлепавшая тряпкой уборщица.
