Мать Павла была
ограниченной женщиной – впрочем, тогда она тоже представлялась ему совсем в
ином свете. Прежде он очень любил мать, вероятно, от этого и не замечал ее
очевидных недостатков. До самого последнего времени не замечал. Лишь этим
летом, беспристрастно поразмыслив над прошлым, Павел сделал четкий и
непредвзятый вывод: жизнь его матери была столь же серой, как завершивший ее
могильный холмик. Тот самый, куда он систематически приходил до тех пор, пока
его жизнь в корне не изменилась…
Мать была женщиной
низких духовных запросов, работящая, робкая и пугливая. Мещанство – вот кодовое
слово, вкупе определяющее все ее шитые салфеточки, стирки со щелоком,
рассыпаемые вдоль плинтусов порошки от тараканов, побелки потолков с помощью
зубного порошка… и так далее, и тому подобное. Мать была настоящей мещанкой,
беспрестанно заботившейся в сущности ни о чем. Правда, она вырастила его, но
если бы не чудесное превращение, на которое он набрел случайно, вся жизнь Павла
должна была оказаться сплошным прозябанием. Вот об этом его мать не думала: для
чего растит сына, будет ли он счастлив, когда вырастет. Сама она привыкла
довольствоваться крохами жизненного пира: несмотря на постоянный труд,
зарабатывала мало денег, не стремилась выделиться среди подружек, таких же
мещанок, как она сама. Даже о внешности своей не заботилась. Рано овдовев
(Павел вообще не помнил отца), преждевременно записалась в старухи; волосы
стала свертывать пучком, не носила туфель на каблуках и навсегда вросла в один
и тот же коричневый жакет, в котором и теперь стоит как живая перед глазами…
Павел сморгнул: он
не хотел подолгу думать о матери, но ее образ словно караулил минуты, когда ему
случалось расслабиться. Вероятно, так сказывалась привычка, рефлексия чувств.
И со школой было
нечто подобное. Он точно помнил, что любил свою школу, но если посмотреть на
нее из сегодняшнего дня – да это же просто тоска зеленая! Чего стоили одни
сборы макулатуры и особенно металлолома, изобильно водившегося в уже упомянутых
ямах. Как убивались они, мальчишки, с этим металлоломом, как, словно муравьи,
тянули на спину непосильные ноши! Наверное, сейчас у многих его однокашников
из-за этого болит спина. У Павла пока не болит, но, как говорится, песня еще не
спета – в старости все поврежденья вылезут наружу. А ради чего старались?
Исключительно за похвалу, за право чувствовать, что делаешь что-то правильное, хорошее
… то есть за воздушные замки, которых на самом деле не существует.
Если вспомнить учебу,
тоже не выудишь из памяти ничего утешительного. В школе не велось никаких
дополнительных предметов, а обязательные преподавались на невысоком уровне.
Сами учителя, хотя среди них были примитивно-добрые, интеллектом отнюдь не
блистали. Школьный инвентарь вопиюще нуждался в обновлении: даже мяч, который
они с непонятным теперь удовольствием гоняли по школьному двору, всегда
оказывался наполовину сдут. Там внутри была повреждена камера, и вместо того
чтобы купить новый, физкультурник из года в год выводил команды разыгрывать
этот вечно мягкий мяч.
В общем, детство
выпало Павлу самое незначительное. Но вот странно! – он понял это недавно,
где-то около месяца назад. Раньше, много лет, Павел считал свою жизнь
счастливой – наверное, потому, что просто не было времени остаться наедине с
собой, поразмыслить о собственном существовании. После школы учился в техникуме
и одновременно подрабатывал на жизнь, потому что пенсии матери не хватало даже
на самое необходимое. Вскоре мать умерла, а в жизни Павла появилась Ирина, и
вслед за ней – Тимка. Думаете, легко дорастить ребенка хотя бы до десяти лет?
Легко, наверное, если все у вас идет как положено: вы оплачиваете ясли, потом
детсад, потом отдаете сына на школьную продленку, а летом посылаете в лагерь.
Жена стирает ему и готовит, покупает необходимые вещи, сидит с ним во время
болезней – все! Остальное идет само собой, не требуя вашего участия. Но они с
Ирой, когда завели ребенка, придумали столько лишних дел, что всю свою жизнь
поставили с ног на голову. Ладушки-ладушки… полетаем к потолку… кто сводит
малыша в парк?.. пора учить буквы… поедем, сам выберешь подарок ко дню
рождения… и так далее, и тому подобное. Уф, как он, Павел, от всего этого
устал, хотя осознал свою усталость, как ни странно, совсем недавно. Видимо, она
в нем копилась, копилась и наконец выплеснулась из подсознания. Зато уж теперь
его в этот хомут больше не запряжешь – хватит, поездили...
