– Наверное, это и есть шар, о котором вчера кричал деду старый колдун. А я так и не успел спросить у деда.
Пора было идти. Той же тропкой, также аккуратно он перебрался через болото и двинулся к поселку.
Он долго сидел, притаившись в кустах густой падубы, внимательно наблюдая за происходящим в поселке. Затем, для верности прячась в зарослях, прихрамывая и пересиливая боль в ноге, он где на ногах, а где ползком пробрался вдоль всего поселка, вернулся и снова засел в кустах невдалеке от родного дома. Римлян в поселке явно не было. По крайней мере, здесь на краю городища. В некоторых дворах были видны медленно двигающиеся согбенные женские фигуры. Он стал слушать тишину, как учил его дед. Тот всегда говорил, что по одним только звукам, если их внимательно слушать, можно многое узнать о происходящем. Птичий разговор в кустах, что было остановился при появлении в кустах Акауды, был спокойным. В двух ближайших домах было тихо. Еще дальше был слышен негромкий разговор и плач ребенка.
Акауда серой мышкой прошмыгнул в двери родного дома, нашел в горнице в глиняном сосуде краюху засохшей лепешки, откусил большой кус, взял с полки длинный нож и только тогда двинул к сараюшке, стоящей на отшибе двора. Хлев был пустой. Римляне угнали весь скот из городища. Только над входом в хлев сиротливо висела ритуальная веточка ясеня.
Акауда несколько раз потыкал ножом землю меж половиц в углу хлева и, наконец, обнаружил место тайника по звонкому удару ножа о камень. Отодвинув половицы, оконтурив границы каменной плиты, он с помощью ножа и обожженного глиняного черепка очистил плиту от земли. Это оказался большой плоский камень. С большим трудом мальчику удалось приподнять и опрокинуть плиту в сторону.
Под плитой в выложенной камнями полости стоял невысокий глиняный сосуд с широким горлышком; в сосуде лежали названные дедом вещи. Это был блестящий черный камень формой и размером в перепелиное яйцо, только приплюснутое, с отверстием на краю и черным кожаным шнурком, а также пять новеньких желтых монет, с изображенным на них портретом мужчины.
Акауда быстро распустил пояс, распустил завязки на своих вязаных шерстяных штанах, спрятал монеты в маленький мешочек, изнутри крепящийся к поясу, крепко-накрепко стянул завязки и пояс и взял в руки камень. Вытащенный из ямы, на свету камень казался не совсем черного, а темно-темно-фиолетового цвета с блестящими гладкими гранями. И вдруг, словно приветствуя нового хозяина, камень заискрился красивым малиновым светом, исходящим из самой его глубины. Чуть-чуть полюбовавшись невиданной красотой, Акауда через голову надел шнурок с камнем себе на шею и глухо запахнул куртку. Затем, повинуясь чувству осторожности, поставил сосуд обратно в яму, опрокинул каменную плиту на место, закидал землей и вернул половицы в прежнее состояние. Он всем своим сердцем чувствовал, что здесь, в поселке, его подстерегает огромная опасность.
Акауда снова заскочил в дом, собрал в заплечный мешок самые необходимые вещи и пошагал в кусты. Тут он вспомнил, что оставил в доме пергаментную карту земель, привезенную дедом из империи. Он положил мешок в кусты, налегке еще раз вернулся в дом, достал из укромного места драгоценную карту, засунул ее за пазуху. Неожиданно в его голове послышался тихий звон, очень похожий на звон от частых ударов малого молота, которым их сосед кузнец ударял, когда окончательно выхаживал что-нибудь маленькое и красивое. Но сейчас этот звон вызывал совсем другие ощущения.
«Опасность», – сообразил Акауда и почти бегом выскочил на улицу.
У дверей, собираясь зайти в дом, стоял жрец-друид в своем белом балахоне и дубовом венке. В руке он держал небольшой пучок омелы6.
– Где дед? – спросил он. Его черные, чуть навыкате глаза снова пытались пробуравить Акауду насквозь.
Однако в этот раз никакого чужого воздействия мальчик не ощутил, словно его напрочь перекрыл мелодичный звон кузнечного молотка, вновь зазвучавший в голове, а на груди под камнем чуть-чуть потеплело. Твердым, но внутри дрожащим от страха голосом мальчик ответил:
– Я не знаю, может быть в доме, пойду искать.
