— Как прекрасно выглядит твоя светлейшая королева, — похвалил Витаутас и глянул на коляску королевы.
— Спасибо тебе, брат, она чувствует себя превосходно, хотя несколько устала в дороге. А как твоя светлейшая княгиня? Не устала ли, ведь путь был неблизкий?.. Хотя выглядит она прекрасно… — ответил Ягайла, и оба государя придержали своих коней, пока коляска не тронулась с места.
— Она очень хотела познакомиться с твоей королевой и увидеться с тобой…
— И мы давно не виделись, Витаутас. Постарели оба, поседели. Ты еще не так, а я — видишь. Нелегок хлеб короля.
Оба кузена разговаривали только по-литовски.
Хотя вельможные паны Ягайлы не знали литовского языка, король то и дело оглядывался назад и старался говорить потише, чтобы их не слышали другие.
— Ну, как ты с крестоносцами порвал? Много заложников оставил?
— Бояр немного, только брата Жигимантаса никак не удалось вызволить.
— А немецкие замки в Жемайтии уничтожил?
— До Велиуоны все сметены, но и Велиуона долго не продержится!
— А кто там из твоих бояр так крошит немецкие замки?
— Судимантас.
— Судимантас? Брат твоего тестя? Помню, помню. Помню я Судимантаса, помню… Отважный боярин, помню… Ну, скажи мне, брат… — И Ягайла, украдкой глянув на ехавших сзади своих вельможных панов и бояр Витаутаса, прямо спросил: — Скажи мне, брат, чего ты теперь от нас потребуешь?.. Знаешь, трудно с ними… И с шляхтой, и с прелатами трудно. И ничего я с ними поделать не могу: и привилегии дал, и от всех налогов освободил, и одарил, а им все мало и мало! — И Ягайла снова глянул на своих магнатов.
— Чего я, брат, могу требовать! Я потребую только то, что мне принадлежит.
— А что тебе принадлежит?
— Мне вся Литва, а тебе — вся Польша!
— Не согласятся они с этим, не согласятся. — Король Ягайла покачал головой и задумался.
Потом король принялся размахивать уздечкой. Сзади, из коляски государынь, донесся веселый смех.
— Но, брат, ведь твой посол, брат мазовецкого князя, плоцкий епископ Генрик от твоего имени пообещал мне все это в Риттерсвердерском замке в присутствии моих бояр! — не оборачиваясь назад и не поворачивая головы к Ягайле, заметил Витаутас.
— Да, пообещал, и я охотно отдал бы тебе все, отдал бы и Литву, и русские земли, но они не согласятся.
— Как они могут не согласиться, если ты, король, при свидетелях пообещал мне все это? И грамоту об этом составили…
— Да, брат, если бы все от меня одного зависело, но они, я хорошо знаю, не согласятся на такое. И я ничего не могу поделать с ними. Они даже меня не слушаются… Этот епископ Выш — у него больше власти, чем у меня, и он такой упрямец, такой упрямец… Он и мою дорогую королеву подбивает…
Вдруг Ягайла глянул назад, на епископа и магнатов, и, направив коня ближе к Витаутасу, вполголоса сказал:
— Они потребуют от тебя и твоей княгини верности мне и обещания, что ты будешь княжить в Литве и русских землях только до своей смерти!
Сказав это, Ягайла снова чуть отъехал от Витаутаса.
Витаутас молчал.
— Говори смело, если даже они и расслышат несколько слов, то ни епископ, ни другие мои магнаты литовского не знают. А твои ведь преданны!
— На такое я не пойду, — после долгой паузы ответил Витаутас, не глядя на Ягайлу.
Ягайла встревожился и торопливо сказал:
— И они заупрямятся. Уж я-то хорошо знаю. А ты, брат, соглашайся. Сдержишь потом свое слово или нет, а теперь, чтобы все было спокойно, соглашайся.
Позади, в коляске, снова послышался веселый смех и приятные голоса государынь.
— Нет, — коротко ответил Витаутас, опять не поворачиваясь к Ягайле.
Так беседуя, они выехали из леса. В островецкой церкви снова зазвонили колокола и, словно море, заволновалась толпа у стен замка.
— Брат, давай поедем завтра в островецкие пущи поохотиться. Я заметил, зверей здесь много. Там и поговорим с глазу на глаз. А здесь нам будут мешать.
— Завтра-послезавтра я уже должен уехать отсюда; меня ждут важные дела: не взята Велиуона… Жемайтия… Еще и с орденом придется говорить.
Ягайла вроде бы вздрогнул, быстро повернул голову к Витаутасу и уже неуверенно спросил:
— На что же ты согласишься?
— Только на то, что было предложено мне через брата мазовецкого князя Генрика.
