— Если мы сейчас тронемся, светлейший князь, то прибудем в Островец не намного раньше короля и королевы, — сообщил вошедший в горницу боярин Рамбаудас и, держа обеими руками меч, остановился напротив князя Витаутаса и княгини Анны.
— А где теперь король Ягайла? — спросила княгиня Анна.
— Только что прибыли два гонца и сообщили: светлейший польский король Владислав со светлейшей королевой Ядвигой уже выехали из Дрогичина и направляются прямым путем в Островец, не заезжая ни в Волковыск, ни в Слоним, — объяснил Рамбаудас.
— А когда он прибудет в Островец? — снова спросила княгиня.
— Если король не пожелает поохотиться в Островецкой пуще и если не свернет с дороги, то от Дрогичина до Островца день пути.
— А нам сколько? — спросил князь.
— Нам, если выедем сейчас же и нигде не задержимся, от Слонима немногим больше, чем полдня пути.
— Хорошо, можем трогаться… Да, правда, Рамбаудас, позови ко мне боярина Греже.
— Слушаюсь, светлейший князь. — Боярин Рамбаудас поклонился и вышел.
— Почему-то мне кажется, что Греже ходит сам не свой, — заметила княгиня Анна своему мужу.
— Конечно, поначалу будет чувствовать себя неловко: не так-то легко сбросить с себя не только платье, но и дух крестоносца. Наверно, и Маргариту все время вспоминает: он не уверен, что найдет ее в Островце. Я думаю, теперь в Мариенбурге на него всех собак вешают… Но ничего. Ты, княгиня, будь с ним поласковей. И Книстаутайте утешь. Я тоже про них не забуду. Не забуду и ее братьев.
Через некоторое время дверь распахнулась, и в горницу вошли бояре Рамбаудас и Греже. Рамбаудас встал в сторонке, возле двери, а боярин Греже сделал два шага к столу, за которым сидели князь с княгиней, и, левой рукой придерживая выглядывавший из-под плаща меч, низко поклонился.
— Боярин Греже, от Слонима ты будешь сопровождать уже не меня, а княгиню и, надеюсь, станешь так же преданно ей служить, как служил мне, — сказал ему Витаутас и ласково посмотрел на бывшего рыцаря крестоносцев.
— Сегодня я счастлив вдвойне, светлейший князь и светлейшая княгиня, — с изящным поклоном ответил бывший рыцарь.
— А завтра, боярин, ты будешь счастлив втройне… втройне, — улыбнулась княгиня, подчеркивая слово «втройне».
— По вашей милости, светлейшая княгиня.
— Боярин Юргис, платье литовского боярина идет тебе больше, чем белый плащ крестоносцев с черными крестами… Вот удивится Маргарита, увидев тебя. — И княгиня сама обрадовалась.
Боярин Греже снова поклонился и, смущенно улыбнувшись, покраснел.
— Скажи мне, боярин Греже, как ты думаешь, что станут предпринимать крестоносцы, узнав о нашем союзе с королем Ягайлой?.. Нападут ли они на нашу Жемайтию или пойдут на польские земли? — спросил Витаутас.
— Трудно сказать, светлейший князь, но я думаю, что после такого удара они пока ничего предпринимать не будут: уже и прежде в ордене всякое говорили о великом магистре Конраде Валленроде, а теперь, полагаю, просто объявят его предателем, и состоятся новые выборы.
Князь Витаутас в задумчивости молчал.
— Я считаю, — поразмыслив, продолжал боярин Греже, — что теперь они не пойдут ни на нас, ни на поляков, а будут готовиться к решительной схватке… Граф фон Плауэн и раньше резко возражал против маленьких походов на Литву. А теперь в Мариенбурге его мнение будет значить больше, чем мнение великого магистра.
— Хорошо, — со вздохом сказал князь, — пусть они там точат оружие, а мы тем временем отточим свои языки, чтобы суметь противостоять краковским епископам и вельможным панам… Теперь поляки для нас опаснее, чем крестоносцы… Не знаешь, Рамбаудас, много ли шляхты и епископов сопровождает королевскую чету?
— Краковский епископ, два королевских каштеляна, несколько прелатов и около сотни вельможных панов со своими женами.
— А остальная свита?
— Не больше нашей.
— Ну, тогда хорошо. Наверно, пора уже. Давайте трогаться, — сказал князь и вышел из-за стола.
Посмотреть на князя и княгиню собрались из всех окрестных деревень толпы людей, и небольшой городок Слоним превратился в шумный лагерь.
Когда князь с княгиней вышли из избы, плотная толпа зевак всколыхнулась; мужчины сняли шапки, некоторые опустились на колени.
