Стражники мгновенно замолчали, застыв с комично открытыми ртами.
— За мной! — приказала Эстель волколакам.
Больше никто не посмел их задержать. От странной процессии шарахались придворные, а те, что робко пытались остановить повелительницу, натыкались на решительные отповеди. Особо непонятливым Эстель грозила отлучением — это всегда срабатывало. Компания побывала в королевских оружейных и разжилась превосходными клинками. Затем принцесса привела бывших пленников в конюшни. И вскоре вся шестерка покидала дворец эльфов верхом на чудесных легконогих конях.
К королю немедленно отправили гонца…
* * *
Охота не заладилась. Достойного зверя долго не могли найти, а когда, наконец, выследили великолепную лань, владыка умудрился промахнуться. Да и не старался попасть. С того самого момента, как он сбежал из дворца, его преследовало беспокойство. Дочь очень разозлила и огорчила Аркуэнона, но не в этом было дело.
Король спешился и подошел к ручью, который нес свои чистые воды, спеша добраться до реки. Эльф присел на берегу, подданные толпились позади, не смея нарушить уединение повелителя.
Смешно признаться — короля мучила совесть. Он, конечно же, мог в очередной раз найти себе оправдание, заставить противный голос внутри замолчать. Но как не странно не хотел этого. Эстель задела-таки струны души, казалось давно умолкшие. Аркуэнон вдруг почувствовал себя стариком, усталость, копившаяся века невидимым грузом легла на царственные плечи. Он вспомнил свою молодость и каким был тогда. Правильным, принципиальным, справедливым. Возраст научил его, что добро дело неприбыльное, а скорее наоборот, что часто оно не ценится даже теми, кому предназначено. Пылкое сердце медленно черствело ото лжи, лести, интриг, которыми был опутан трон предков. Чтобы не погибнуть он научился жить в этой паутине, и даже получать удовольствие, плетя ее.
Но в чем виновата эта маленькая девочка, невольно оказавшаяся в центре его внимания? Почему юный цветок должен быть раздавлен? Как мог могущественный эльфийский правитель спрятаться за хрупкие плечики, вложить в почти детские руки ритуальный нож? Эстель права, тысячу раз права, когда обвиняла его во лжи… Кем он стал? Никчемным интриганом? Хуже — злодеем! Он, который когда-то презирал и ненавидел игроков за их холодные сердца и грязные руки?!
Перед глазами вдруг возникло лицо Эстелиминель, но глаза у нее почему-то были карие и лучились мягким светом осеннего утра. Ида. Аркуэнон резко поднялся:
— По коням! — отрывисто приказал он. — Дамы возвращаются во дворец, остальные за мной.
Король эльфов вел охотников к Белой горе. О возмутительном поведении принцессы ему доложить так и не смогли.
Ветер хлестал по лицу, швырялся полными горстями песка. Эстель припала к шее лошади и вся отдалась бешеной скачке. Быстрее, еще быстрее. След в след скакали хмурые волколаки, не улыбались даже легкомысленные близнецы. Linta, linta[28] — им нельзя опоздать!
Остановились только один раз, чтобы перекусить и дать передохнуть животным. И снова в путь! Пейзаж мелькал так стремительно, что не было возможности, как следует рассмотреть дорогу. Всадники отдали себя во власть умных животных. Стоило лошади оступиться и это грозило бы смертью и ей, и наезднику. Эстель не дала себе труд задуматься, почему она доверилась врагам своего народа, почему сломя голову несется спасать недавно обретенную сестру? Зачем рискует своей жизнью, ради чего?
Но принцессой двигали порывы настолько благородные, что подобные вопросы не смутили ее душу. Мать и бабушка всегда учили свою единственную наследницу верить своему сердцу, доверять интуиции. «Лучше погибнуть на пути к цели, чем мирно жить, мучаясь угрызениями совести» — говорила дочери Линда. И Эстелиминель скакала на горячем скакуне, надеясь спасти так похожую на нее девочку.
На опушку леса отряд выскочил на полном ходу, едва успев осадить быстроногих животных, чтобы не раздавить бросившегося под копыта человека. Это был Айнон. Эльф тут же схватился за поводья лошадь Эстель, словно боялся, что она убежит.
— Дальше нельзя! Полог смерти!
