Дорога в этот вечер будничного дня была пустынной. Если не очень гнать, то можно вести машину почти автоматически. И думать про себя.
В последние дни он, как в ранней юности, начал опять много копаться в себе. Он хотел понять себя, чтобы понять таких, как он. Тех, кто примет фактически одинаковые с ним жизненные решения. С кем вместе им суждено стать новой нацией.
То, что будет именно так, он не сомневался. Переселенцы в Южную Африку, в массе своей, будут явно не похожи на многочисленных в последние годы эмигрантов из бывшего СССР и России. В массе это будут не интеллигенты, не евреи, не те, кто уже в России знал чужой язык и был человеком иной культуры. И все они ехали поодиночке. Пусть даже в сумме их и было довольно много.
Сейчас люди поедут массами. Как казаки-некрасовцы после восстания Булавина, как староверы в Сибирь. И это как раз будут русские. Даже большие русские, чем оставшиеся дома. Как большими русскими, чем кто-либо, были, в свое время, старообрядцы. И вот эти простые, честные, выносливые, смелые и решительные люди, наилучшие из нынешнего населения России сделают свой выбор. Сделают с его помощью.
Почему они сделают этот выбор?
А почему его сделал, уже сделал, ты сам?
То, что выбор им сделан, Михеев знал после первой же фразы Корнелиуса в поезде. Работа в бюро – это не шальной заработок, это первый шаг на пути отсюда. И Михеев знал, что больше сюда не вернется. Может, и приедет на пару-другую недель. Но уже как иностранец. Может, даже не афишируя на людях знание языка.
Если не сидится на одном стуле, не пытайся сидеть на двух. Или пересядь на другой, или… вообще встань.
Михеев усмехнулся про себя этой сентенции.
Поставив машину в гараж, он прошел на кухню, откуда слышались женские голоса. Там мило беседовали его жена и бывшая любовница, соседка с улицы, где стоял их загородный дом.
Марина Гунько, в девичестве Годунова, была очень красивой женщиной. Высокая, статная, с лицом, напоминающим известнейшую артистку 30-х годов Марику Рок. У Марины были чудные синие глаза, высокие скулы, четко очерченные губы, изящный, чуть вздернутый нос и брови вразлет.
Ее крупная фигура была на редкость гармоничной. И эта красота проглядывала даже сквозь изрядно поднакопившийся к сорока годам жирок. Однако никакой возраст не мог скрыть ее восхитительную грудь. Про девушку, имеющую отличный бюст, говорят, что ее груди «торчат как зенитки». Груди Марины торчали как орудия главного калибра линкора «Бисмарк».
Внешне Марина была женщиной мечты Михеева, и, когда эта местная дива, будучи в очередном приступе тоски и печали, экспромтом зашла к Михееву завить горе веревочкой, тот впал в неистовство. Он крутил роман с ней на глазах у всей улицы, наплевав на общественное мнение и возможность раскрытия их буйной любви его женой.
В итоге, разумеется, все раскрылось. Удивительно только, что так поздно. Но после серии «разбора полетов» все заинтересованные стороны пришли к согласию, что лучше все оставить, как есть. Но, вот парадокс, именно после этого Марина пошла чудить. Сдружилась с женой Михеева, а с ним стала холодна.
Михеев все прощал женщинам. Был с ними щедр и мягок. Всегда и во всем, но в отношениях с женщинами он давал заведомо намного больше, чем брал. Он не мог прощать только одного, когда в ответ не получал того, что считал своим по праву.
– Как дела? – спросила жена будничным голосом. Как будто каждый день ее мужик из полубезработного превращается в вице-директора крупной иностранной конторы.
– Отлично, – коротко бросил он. – Я отдам тебе сейчас четыре тысячи баксов, а сам на днях уеду в Оренбург на полтора месяца. От меня тебе в ближайшие дни что-нибудь нужно?
– Нет, – сказала жена.
– А когда в Африку? – встряла в разговор Марина.
– Пока не знаю, – он был холоден.
– А меня возьмешь? – игриво спросила она.
Да, отличная была бы хозяйка бара в вахтовом поселке, а потом, возможно, и владелица сети пивных ресторанов в русской колонии Южной Африки. Он на миг представил, как она, выставив свою восхитительную грудь, разносит пиво жаждущим работягам. А из караоке несется мелодия: «Люблю я праздники, люблю веселые». И мужики, тоскующие по своим родным русским бабам, суют ей в карманы фартука крупные купюры, стремясь лапнуть за ноги. Но…
