Переход - страница 68
Дома солнце наверняка клонилось сейчас к горизонту. А здесь будущие ночные тени только-только начинали сгущаться, готовясь превратиться в плотное покрывало.
Где-то шла другая жизнь, с которой нечаянная экспедиция так неожиданно рассталась. Каждому хотелось надеяться – не навсегда.
Скалистые стены вынужденной тюрьмы горделиво возвышались, уткнувшись зазубренными краями в густой туман. Они как будто рассматривали пленников и решали, отпускать их обратно или нет.
– Я не могу больше, когда на меня смотрят! Не хоч-у-у-у-у-у!
«Достала, истеричка! – Мальчишка выпал из долгожданного сна. – Ни днем ни ночью нет покоя!»
С Семенычем во сне он толком не поговорил. Тот лишь молчал и пускал изо рта папиросный дым.
Чего только Мишка не делал! Даже на колени бухнулся, но старик лишь удивленно глянул на него: мол, сам все знаешь.
Потом практикантки выскочили прямо на улицу, чего с ними никогда не было в этом сне.
Парень даже слегка напугался, но в конце концов преодолел робость, сел на лавочку и с удовольствием позволил одной из них устроиться у себя на коленях.
«Вот не повезло! – сердился Мишка, наслаждаясь первым поцелуем. – Только-только все началось – и эта дура заорала!»
Неожиданно вспомнил, как во сне появилось жжение шаманкиных самородков. Пощупал мешочек. Так и есть – даже сейчас чуть «кусаются». Что-то должно было проясниться в этом сне, но что?
«Надо же, как надрывается!» – морщился Мишка, слушая крики Анны Иосифовны.
Женщина, рыдая, рвалась из рук Бориса Петровича. Похоже, у нее даже пена на губах выступила. Хотя могло и показаться. Далековато.
«Что же мне кричал вдогонку Семеныч? – соображал Мишка, но в голове крутились воспоминания о поцелуе, да и жжение самородков мешало сосредоточиться. – Чего это они так разошлись? – Мишка дернул с шеи мешочек, но желтенькие камушки на ладони оказались холодными. – Странное что-то происходит с этим золотом. – Мальчишка катал на ладони самородки, похожие на конфеты. – Что там Сафа говорила? Проглотить, когда голым будешь? – вдруг вспомнил парень. – Голым… голым…»
И неожиданно в его голове закрутилось кино наоборот.
Стычка с Петровичем.
Чтение дневника.
Похороны Загиреса.
«Экскурсия» по долине.
Побег от Николая и переход.
Дядькин обряд.
Пеший поход.
Рытый.
Шаманка.
Усть-Баргузин.
Переход на корабле.
Сборы и, наконец, последний сон с Семенычем.
Старик тогда сказал: «Ты слишком заморочен материальным. А ведь отсюда уходят голыми, как и приходят…»
Вспомнились слова Адыги на пароходе: «Те, кто туда до вас зашел, троица та, – не жильцы уже. Фактически умерли. Если даже заново родятся и там богу душу не отдадут, то больше пяти лет им все равно не прожить…»
– Есть! Есть!!! – вскрикнул Мишка, забыв про осторожность и волну звуков, способную свернуть голову партнерам, хотя тех и так уже корежило от воплей свихнувшейся тетки.
Даже Анна Иосифовна прекратила визжать и в изнеможении повисла на руках у Петровича, терпеливо пережидающего вопли долины у себя в голове.
Глава сороковая
Адыга
Дух Онго, сны и разгадка
В мире реальном пошел дождь. Упругими струями он хлестал по шиферной крыше рыбацкого зимовья.
Темнота плотно закутала пространство, и, казалось, солнце никогда теперь не появится. Темнота ждала жертвы.
Адыгу не трогали человеческие страхи, и жутковатая действительность ее не пугала.
Прошел первый день после светопреставления, и она впустила в себя духа Онго, чтобы посмотреть, как обстоят дела но почему-то никак не могла найти ушедших.
Картины и образы менялись, не обнаруживая тех, кто нужен. Похоже, они отсутствовали в реальном мире – ни сигнала, ни тени, ни следа.
Неожиданно пошла картинка чужого видения, словно неясные звуки из эфира радиоприемника. Странные образы появлялись и тут же исчезали. Старческий голос бубнил: «Ты сам все знаешь…»
Все это походило на сон. Но очень уж явный.
Такого никогда не было в ее сонных странствиях. Ночные картинки, связанные с ее знакомыми из Усть-Баргузина, не отличались разнообразием и фантазией: хозяйство, коровы, домашние дела. В лучшем случае, детский сказочный сюжетец.
Сон, ухваченный Адыгой, явился не из реального мира, а из пустоты. Прервись он – исчезнет и контакт.
