А. Г. Блэквуд
«Случай в съёмном доме»
В бытность свою, будучи студентом, — начал доктор, повернувшись в пол оборота так, чтобы видеть помимо яркого, алого пламени камина ещё и лица своих слушателей. — На моём жизненном пути мне повстречалось не так уж и много поистине интересных людей; но всё же был один человек, навсегда занявший в моей памяти особое место, поскольку, я полагаю, он вызывал у меня самое сильное, и самое что ни на есть истинное чувство неприязни, на которое я только был способен.
В течение многих месяцев я знал лишь его имя — Смит, и тот факт, что он был моим соседом сверху. Вполне очевидно — мне было абсолютно наплевать на него. Более того, я всегда был при деле — перечитывал лекции, делал заметки, занимался врачебной практикой и многим другим прочим, априори, у меня банально не хватало времени даже на мысли о том, чтобы заводить знакомства с кем-то их моих соседей. Тогда мелодия судьбы прозвучала в первый раз, устроив нашу с ним встречу и, значится, этот человек, Смит, смог произвести на меня неизгладимое впечатление. В то время для меня было загадкой, что послужило причиной моего интереса, но вспоминая тот случай теперь, с высоты прожитых лет, я могу с уверенностью утверждать, что его персона была крайне любопытна мне; но в то же время моё любопытство в равной степени сочеталось с нарастающим ужасом — потаённым страхом, нашедшем в моей душе своё высшее проявление — каким-то загадочным образом переплетаясь между собой, медленно перетекая друг в друга, будоража особую систему нервных окончаний, которая была мной.
Я не знаю, откуда и как он узнал о моём безобидном увлечении — в свободное время я изучал языки, но однажды вечером, бесцеремонно, без какого-либо приглашения, он тайком пробрался в мою комнату, и, не прибегая к правилам хорошего тона, с ходу спросил, в достаточной ли степени я владею ивритом, чтобы помочь ему с произношением некоторых слов. Он знал, как убедить меня помочь ему, посему он пошел по линии наименьшего сопротивления с моей стороны — лесть подействовала на меня именно так, как он и ожидал, потому я без промедления предоставил ему желаемую информацию, но лишь когда он, поблагодарив меня, скрылся в проёме двери, я осознал, что мне довелось побывать в обществе крайне неординарной личности. Я жил обычной жизнью — ни приключений, ни интриг, ничего такого — посему имел полное право считать себя заурядным человеком, но уже тогда я понимал, что он разительно отличается не только от меня, но и от всех наших сверстников в целом. Его разум следовал по пути, лежащим далеко за пределами пяти человеческих чувств, и областью его интересов были те сферы, которые, словно незримая вуаль, роднили его с чем-то холодным, далёким и великим.
Едва он покинул меня, как я в тот же миг определил для себя две негласные цели — я страстно желал узнать как можно больше об этом человеке, и о том, чем в действительности он занимался, и, во вторых — почему у меня увеличилась скорость обмена веществ — мои поверхностные ткани и волосы стали регенерировать чрезвычайно быстро.
Врач прервался, целеустремлённо набивая трубку, которая, однако, не менее целеустремлённо не желала набиваться без помощи спички. В глубокой тишине, явственно свидетельствовавшей о том, что доктор всецело завладел вниманием своей аудитории, кто-то разворошил длинной кочергой угли, и в тот же миг один, а быть может и сразу пара человек, резко оглянулись через плечо, пристально всматриваясь в зияющую тьму за своими спинами, смолистым мраком осевшую там, в отдалённых от яркого света огня углах большого зала.
Оглядываясь назад, — продолжил он, на мгновение задержав свой взгляд на яркой вспышке пламени за кованой решеткой камина. — Перед своим мысленным взором я вижу невысокого, тучного мужчину, приблизительно лет так сорока пяти с широкими плечами и маленькими, худощавыми руками. Отличия в пропорциях были очевидны, поскольку я помню, как подумал, что столь громадное тело и такие тонкие кости пальцев едва ли могли сочетаться друг с другом. Его голова тоже была большой и как бы чересчур вытянутой, притом форма черепа была самая обычная, за исключением того факта, что челюсть была мощнее, чем у обычного человека. Кроме того, его подбородок тоже в значительной степени был удлинён. И вновь меня мучили противоречия, хотя теперь я понимаю, в чём тут было дело, поскольку ныне имею большой опыт в оценке особенностей физиогномики. И всё же его создала природа, как в прочем и всех нас; и никому не удастся понять, будь он хоть мечтателем, хоть провидцем, почему она избрала для него именно такой облик.
